Здравствуй, дорогой всяк!

( Read more...Collapse )

ЗЫ: комменты скрыты.

Недавно я ходила в цирк Никулина на Цветном бульваре, у них новая программа – "Бурлеск". Хочу предупредить тех, кто захочет увидеть это представление: показано в точности то, что заявлено. Те, кто ожидает увидеть цирк в чистом виде, сильно промахнутся в выборе программы, как промахнулась я.

Все красочно, живописно и местами явно очень дорого (как номер с джунглями, где вся сцена оказывается в деревьях, под которыми бегают страусы эму и кенгуру (один), а по веткам скачут обезьяны). Но традиционных номеров, где демонстрируются возможности человеческого тела, здесь практически нет, а те, что есть, консервативны до скуки (за исключением одного-двух).

Отдельно нужно сказать о выступлениях с дрессированными животными. Братцы, это стыдоба, ей-богу. Я ни разу не видела такого бездарно исполненного, попросту сырого номера с тиграми и львами. После таких зрелищ и становятся противниками присутствия крупных кошачьих в цирке. Звери перемещались между тумбами лениво и неохотно, постоянно рыча на дрессировщика и замахиваясь лапами. На это неприятно смотреть, как неприятно смотреть на любое откровенное принуждение.

Обещанного номера с медведями не было вовсе. Танцовщица на шаре стыдливо покрутила обручи возле оркестра и исчезла (я со своего второго ряда не очень хорошо ее видела, а что наблюдали с дальних рядов, мне трудно сказать).

Мой ребенок ждал номера с лошадьми, наездницы вышли, потанцевали перед зрителями и исчезли. Похоже, лошади, как и медведи, объявили забастовку. Хорошо работали только пони и далматинцы, но уж не выдрессировать собак – это я не знаю кем надо быть.

Отдельное безобразие – клоун. Клоун – это универсал, это эквилибрист, жонглер, акробат, это буффонада, это оригинальные номера. То, что показали нам, было самодеятельностью в чистом виде, несмотря на регалии артиста.

Или вот голуби. Прекрасные белые голуби, на них даже просто смотреть – одно удовольствие. Я видела номера с голубями, это всегда захватывающе. Что происходит в "Бурлеске"? Из прохода выпускают дивную стаю, она подлетает к коляске, в которую запряжен какой-то зверь, и на этой коляске уносится за кулисы. Все выступление – десять секунд. Елки-палки, да я на свадьбах в Коломенском видела более эффектные номера.

Что действительно хорошо, так это костюмы. Правда, мне чертовски не хватило общего визуального рисунка выступлений. В глазах к концу первого действия немножко рябит. Но если рассматривать по отдельности – нарядно.

В общем, не скажу, что мне было жаль потраченных денег на билеты. Но я, честно говоря, не думала, что в двадцать первом веке, в Москве, в прекрасном цирке с традициями можно ставить такие программы и не бояться быть освистанными.

Я долго крепилась, потому что мне не нравится дублирование разговоров в фейсбуке и в ЖЖ, но всё-таки этим воспоминанием хочется поделиться.
Однажды дедушка взялся читать нам "Илиаду". Список кораблей не был ему интересен, как и прощание Гектора с Андромахой. Дедушка любил битвы.

[читать дальше]

–Тогда Диомед многомощный пикой взмахнул! – декламировал он. – И метнул не впустую он острую пику! В грудь меж сосков поразил он Фегеса и сбил с колесницы.
Мы с братом сжимались на диване.
– Гнал Мерион пред собою его и, настигнувши, пикой в правую сторону зада ударил; глубоко проникло острое жало в пузырь под лобковую кость!
Брат молча пытался нащупать у себя пузырь.
– Филеид, знаменитый копейщик, в голову острою пикой ударил Педея с затылка! – гремел дед. – Медь, меж зубов пролетевши, подсекла язык у Педея. Грянулся в пыль он и стиснул зубами холодное жало.
Затем Гипсенору отсекли руку. Астиноя сразили в грудь над соском. Гипейорну, огромным мечом по ключице ударив, вмиг от спины и от шеи плечо отрубили.
Хуже всего пришлось Пандару. Афина направила пику в нос недалёко от глаза. И, белые зубы разбивши, несокрушимая пика язык ему в корне отсекла и, острием пролетевши насквозь, замерла в подбородке.
Пандар умер.
– Так у него и душа разрешилась, и сила, – умиротворенно сообщил дедушка.
– Что это вы такое читаете? – спросила бабушка, заглянув в комнату.
– Камнем таким поразил он Энея в бедро, – обрадовался дедушка, – где головка входит в сустав тазовой, именуемый иначе чашкой. Чашку удар раздробил, сухожилия оба порвавши. Также и кожу тот камень зубристый сорвал у героя.
У бабушки стало сложное лицо. Мне было девять, брату шесть.
– Спятил на старости лет? – спросила она. – Убери эту гадость, почитай нормальную книжку!
Дедушка отложил "Илиаду" и достал из шкафа сборник сказок и легенд Дальнего Востока.
– Бродит Кугомни по тайге, питается Кугомни кровью, – прочел дедушка. – Когда сыт бывает, только языки вырывает и в запас откладывает. Зубы у него большие, желтые! Язык острый, как шило! На лице шерсть черная, а на руках когти медвежьи. Идет он по тайге и нюхает воздух. Заходит он в юрту, в юрте девочка ракушками играет. – Ты, девочка, немая? – спрашивает Кугомни. – Нет, – отвечает она. – Ну-ка, покажи язык, – говорит Кугомни. Высунула девочка язык, а Кугомни схватил его когтями и вырвал.
Брат с рёвом кинулся из комнаты. Бабушка побежала за ним.
– Дальше читаем про Кугомни? – осведомился дедушка.
– Про Трою! – заверещала я. – Про Илиаду!

– Как хорошо, когда у ребенка с детства развивается вкус к классической литературе, – безмятежно сказал дедушка и взял в руки потертый томик в красном переплете. – На чем мы остановились? Наземь кровавая пала рука, и глаза Гепсинору быстро смежила багровая смерть с многомощной судьбою.

Машина перевалила через вершину холма и помчалась вниз в клубах пыли, безбожно подпрыгивая на ухабах.
– Поверить не могу... – бормотал Диксон. – Настоящая проселочная дорога!
– Трудно было взять флай? – ледяным голосом осведомился Хильфингер у водителя.
Полицейский покосился на него.
– Не любят они новшеств, – скучным голосом сказал он. – Вы же видите.
Да, они видели.
Хильфингер дернул подбородком и ослабил узел галстука. Он уже ненавидел это место. От Диксона разило потом, от полицейского дешевыми сигаретами. Его мутило от одного только намека на этот запах. Господи, кто в наше время курит!
Машина остановилась на обочине, клюнув носом. Раритет, древность – такая же, как и всё вокруг.
Хильфингера затошнило.
– Надо было взять флай, – процедил он сквозь зубы и полез наружу.

Она спускалась к ним от дома – высокая старуха с небрежной седой косой, насквозь прокаленная солнцем.
Увидев ее, Хильфингер содрогнулся. Некрашеные волосы. Морщины. Губы, собравшиеся в мелкую складочку. Руки как древесная кора.
Здесь что, не слышали о возрастной коррекции?
А Диксон уже работал. Шагнув навстречу, он расцвел в своей фирменной улыбке номер четыре.
Номер первый предназначался молодым женщинам, второй – офисным клеркам, номер три годился для клуш, облепленных младенцами.
Сейчас в лице напарника в точных пропорциях сочетались радость от встречи, доброжелательное внимание и бездна уважения.
Все правильно. Как раз для благоденствующего возраста.
– Рад приветствовать вас, миссис Эштон!
Он даже руки развел, будто приготовился обнять ее.
– Еще шаг – и нарушите границы частной территории, – предупредила старуха.
Улыбка Диксона увяла.
Она остановилась неподалеку – так, чтобы цепочка из камней, выложенная на земле, оказалась между ними.
– Что вам здесь нужно?
Хильфингер перехватил эстафету:
– Миссис Эштон, мы представляем компанию «Ай-рен Индастриз»...
– Я знаю, кого вы представляете, – оборвала старуха. – Заявляю в присутствии этого клоуна, – она кивнула в сторону побагровевшего полицейского, – что Тома вам не видать, как своих ушей.
– Тома?
– Наш робот.
Диксон с Хильфингером обменялись понимающими улыбками.
– Миссис Эштон, антропоморфизм по отношению к бытовым роботам – явление весьма распространенное, – снисходительно заметил Хильфингер. – Однако надо понимать, что...
– Всего хорошего.
Старуха развернулась и направилась к дому.
Хильфингер побледнел от бешенства. Что она себе позволяет, эта заплесневелая карга?
– Ваш робот будет изъят через пять дней и переработан, – с наслаждением отчеканил он в худую спину. – Весь ряд моделей «ДжейБиРоботс» признан не соответствующим нормативам и подлежит замене.
Старуха остановилась. Повернулась к нему.
– Вы не посмеете забрать у меня Тома!
– Это государственная программа, миссис Эштон, – сладко улыбаясь, вступил Диксон. – Нам очень жаль, но ваш робот опасен. Да, процент сбоев невелик, но он есть. И что самое ужасное, агрессия всегда обращена на детей. С вами ведь живет внучка, миссис Эштон?
Она молча смотрела на него.
Диксон уткнулся в страницу на экране.
– Ну да, Милисент, пять лет. Ах, миссис Эштон! Неужели привычка к бытовой технике может оказаться сильнее беспокойства за собственное дитя?
Он скорбно покачал головой.
– Послушайте, вы! – В голосе старухи прорезалась ярость. – Не смейте совать мне под нос всю эту чушь насчет пострадавших детей. Нет никаких подтверждений...
– Комиссия! – воззвал Диксон. – Факты! Эксперты!
– Продажные комиссии и купленные эксперты, – отрезала она. – Вы просто воспользовались тем, что все вокруг помешаны на безопасности. Разговор окончен. Чтоб больше вас здесь не было!
– Боюсь, у нас нет выбора, – сочувственно развел руками толстяк. – Через пять дней заканчивается срок добровольного обмена. Вы должны подготовить вашего андроида к изъятию.
Она отшатнулась.
– И что будет, когда закончится добровольный обмен?

[читать]

Диксон улыбнулся улыбкой номер восемь: я знаю, и вы знаете, и я знаю, что вы знаете.
– Начнется принудительный, миссис Эштон.
«Разделай её!» – мысленно вопил Хильфингер.
Карга заслужила небольшой урок. Если ты в благоденствующем возрасте, так и веди себя... благостно.
Но тут вмешался полицейский.
– Нам в самом деле придется сделать это, мэм, – сказал он. Полицейский был низенький, коренастый, с невыразительным лицом, и он старательно отводил взгляд. – Мне жаль. Могу только посоветовать отнестись к этому проще.
Старуха сощурилась.
– Проще? – протянула она со странным выражением. – Знаешь, что я скажу тебе, парень... Два года назад комбайн, который Клэнси спьяну бросил вон на том склоне, покатился вниз. А Милисент играла возле сарая.
Все дружно посмотрели на невысокий холм и на хибару у его подножия, перед которой возвышалась гора песка.
– Моих сыновей не было рядом – ни Энтони, ни Роджера. Никого из нас не оказалось поблизости, кроме Тома. Он успевал добежать до комбайна, но не успевал добежать до Милли.
– Роботы «ДжейБи» грузны и неповоротливы, – вставил Диксон.
Старуха даже головы не повернула в его сторону. Она разговаривала с полицейским.
– Эта чертова махина набрала приличную скорость, так что Тому не под силу было его остановить. Он просто лег под него.
На этот раз Диксон придержал язык. Сплав, из которого «ДжейБи» производила своих андроидов, был невероятно прочным. Пожалуй, он даже мог выдержать чудовищный вес машины.
– Тома раздавило, – спокойно сказала старуха, словно услышав его мысли. – Но комбайн замедлил ход, и девочка успела отскочить.
Хильфингер усмехнулся про себя.
Глупая престарелая курица. Что ж, она сама дала им в руки дубинку.
– Так вы считаете вашего Тома героем! – не скрывая издевки, протянул он. – Трогательно. Но неразумно. Ведь роботы не испытывают страха. То, что для человека было бы героизмом, для них обычное поведение, заложенное программой. Надеюсь, вы это понимаете?
Старуха первый раз взглянула прямо на него.
Глаза у нее оказались не блеклые, как он почему-то решил, а тёмно-карие. Если бы взглядом можно было хлестнуть, на щеке у Хильфингера остался бы приличный рубец.
– В самом деле? Тогда как вы объясните, что при виде вас Том спрятался в подвал?

* * *
– Они вернутся, – сказал Роджер.
Все, кроме малышки Милли, сидели на крыльце и смотрели, как солнце садится за лес. Вспаханные облака, розовые, как созревающие яблоки, собирались над западными холмами.
Скрип-скрип, скрип-скрип.
В дверях показался робот. Доски прогибались и кряхтели под его тяжестью.
Остановившись возле качалки, он положил перед старухой трубку и табак.
– Спасибо, Том. Кстати, в мышеловку опять попалась крыса. Избавься от нее.
– Да, мэм.
Робот скрылся за домом, и оттуда некоторое время доносились шаркающие шаги. Многим деталям они так и не смогли найти полноценную замену: эту модель давно сняли с производства.
– Не понимаю, зачем им это надо, – недоумевающе сказала Клер, взглянув на мужа. – Бесплатно раздавать роботов! Разве это не разорит компанию?
Роджер невесело усмехнулся:
– Это ее обогатит. При нынешних технологиях произвести робота не так уж дорого. Его обслуживание, регулярный апгрейд – вот основной источник дохода. Поверь, в этом бизнесе крутятся колоссальные средства! «Ай–рен Индастриз» утопила «ДжейБиРоботс» еще полгода назад. Теперь осталось заменить ее продукцию своей.
По веранде пронесся сквозняк.
– Пап, а почему не оставить старых роботов людям? – их сын Дэнни, прислонившийся к косяку, вытряхнул сигарету, но поймав взгляд Клер, сунул пачку в карман.
– Боятся, что привычка окажется сильнее тяги к новому.
– Кстати, видели их ролик? – Энтони закончил чистить яблоко и воткнул нож между досок. – Там всякое бла–бла–бла про великолепие их новых моделей. Но все время повторяется: «Устаревшие роботы признаны опасными!» Ловко, а? Не старые, а устаревшие. Чтобы не вызывать ненужных ассоциаций.
– И они крутят этот ролик каждый час, – нехотя добавил Дэнни.
– Кое–кому не стоило бы каждый час смотреть визор, – не удержалась Клер.
– Ма, я только ради Тома!
– Ладно, ладно...
Из–за перелеска ветер донес разноголосый собачий лай.
– Опять у Клэнси обострение вируса предпринимательства, – проворчала Маргарет. – Сперва свиньи, теперь собаки...
– Свиньи были лучше. По крайней мере тише.
– Лучше всего были грибы, – возразил Роджер. – Они вообще молчали.
– В один прекрасный день они вырвали бы грибницы из земли, пришли сюда и проросли тебе в голову! – пообещал Энтони. – Ты их видел? По–моему, Клэнси случайно вырастил какой–то инопланетный разум.
Клер и Маргарет засмеялись.
– Они правда могут это сделать? – вдруг спросил Дэнни.
Смех оборвался.
– Они могут забрать у нас Тома? – упрямо повторил мальчик.
Взрослые молчали.
До них снова донеслось шарканье и поскрипывание – робот возвращался домой.

* * *
Они появились два дня спустя. Маргарет с бессильной ненавистью смотрела, как плешивый взмокший толстяк в рубашке выбирается из машины, придерживает дверцу для второго – невысокого, очень бледного, упакованного в темно–синий костюм.
Бледный шел как астронавт по чужой планете: тщательно выбирая, куда ступить, и морща нос от запахов местной атмосферы. Костюм–скафандр защищал от вредоносного воздействия.
Полицейский с несчастным видом тащился сзади.
– Я же сказала, чтобы вы больше не приходили!
Старуха снова стояла в нескольких шагах от границы своей земли, заложив одну руку за спину.
– Мы отразили в отчете ваши пожелания! – заверил Диксон. – Наши эксперты признали, что они носят социопатический характер и не могут быть учтены.
– Это те же эксперты, что изучали роботов, якобы искалечивших детей? – презрительно фыркнула Маргарет. – Харкните им в рожи! Вот так!
В горле ее зародилось клокотание, щеки втянулись...
Диксон с Хильфингером в ужасе отшатнулись, одинаково представив развитие событий.
Маргарет Эштон лихо сплюнула на траву и вытерла губы.
– Не забудьте отразить это в своем отчете! – насмешливо бросила она.
Хильфингер прикусил губу от злости и унижения, как вдруг заметил то, что вмиг изменило его настроение.
От дома к ним шел робот.
Это был древний андроид: должно быть, одна из первых моделей, выпущенных «ДжейБиРоботс». Громоздкая, неуклюжая, всего с двумя руками и ногами, будто слепленными из лоскутов. Господи, у него даже не было мимики! Жестянка, рухлядь – такая же никудышная, как его хозяйка.
Старуха не замечала его. Хильфингер улыбнулся про себя.
– Срок добровольного обмена закончится через три дня, – промурлыкал он. – Однако... Что говорится в инструкции на этот счет?
– В исключительных случаях сотрудники комитета имеют право осуществить принудительное изъятие раньше! – подхватил Диксон, понявший его с полуслова.
Хильфингер усмехнулся старухе в лицо:
– Мы отразим в отчете, что ваш случай относился к исключительным.
Она наконец–то догадалась обернуться. И Хильфингер сполна насладился ужасом, мелькнувшим в ее глазах.
Робот не может оказать сопротивление человеку. Кроме того, робот обязан подчиниться сотруднику полиции.
Все, этот участок можно закрывать, расслабленно подумал Хильфингер.
Он перешагнул линию из камешков, не удержавшись, распинал их в стороны и двинулся навстречу андроиду. Старую дуру он больше не принимал в расчет. Диксон следовал за ним.
– Сэр! – тревожно окликнул сзади полицейский. – Сэр, вы не имеете права...
– Адроид серии Тэ–Эм триста двенадцать, – скороговоркой проговорил Хильфингер, – согласно закону ты признан не соотве....
Короткий звук заставил его замереть с открытым ртом.
Хильфингер никогда не слышал вживую щелчка затвора. Но среагировал он правильно: оцепенел.
Миссис Эштон стояла, вскинув "Ремингтон" сорок пятого калибра. «Еще один раритет», – совсем некстати мелькнуло в голове Хильфингера.
А двое мужчин с дробовиками, выросшие будто из–под земли в пятидесяти футах от них, держали на прицеле Диксона.
– Вы нарушили границу частных владений, – ледяным тоном сообщила миссис Эштон. – Вы не имеете права вторгаться на частную территорию, не располагая соответствующим ордером. У вас есть ордер?
– Нет, миссис Эштон, – очень быстро откликнулся Диксон.
– В таком случае я предлагаю вам покинуть эти владения.
– Да, миссис Эштон! Простите, миссис Эштон!
Диксон как нашкодивший мальчишка рванул прочь, пыхтя от страха.
Хильфингеру хватило храбрости покинуть земли Эштонов с достоинством.
Но далеко уйти ему не позволили.
– Куда? – нахмурилась старуха и дулом указала на разрушенную дорожку.
Хильфингер понял. Он присел на корточки и вернул на место камни, отброшенные его ботинком.
Когда он поднялся, все они стояли перед ним. Миссис Эштон – воинственная, несгибаемая, как скала. Ее сыновья – один высокий и худой, с щегольскими усами, второй – увалень, заросший неопрятной щетиной. И изувеченный дряхлый робот с перегоревшими диодами в левом глазу.
Хильфингер смотрел на них и видел все то, что было ему ненавистно. Хаос. Агрессию. Пренебрежение интересами общества.
Вот они, люди прошлого – темного, злобного, грубого, цепляющегося за не имеющие ценности символы старой эпохи. Такие, как они, не принимают флаи на своих полях. Запрещают асфальтировать дороги. Не желают даже пальцем пошевелить ради того, чтобы привести собственный облик в соответствие с вкусами общества.
Волна гнева поднялась в груди Хильфингера. Страх исчез.
– Вы отвратительны, – сказал он, глядя в блестящие темно–карие глаза. – Такие, как вы, мешают делать этот мир лучше.
– Ваш мир, – негромко уточнил щеголь.
А увалень осклабился:
– Когда мне начинают говорить об улучшении мира, я заранее знаю, что речь пойдет о деньгах. Ваши андроиды...
– Наши андроиды – лучшее, что было создано за много лет, – твердо сказал Хильфингер. – Это поступь прогресса!
– Значит, мы пойдем не в ногу, – пожал плечами щеголь.
Хильфингер рассмеялся. В этом смехе было что–то такое, что заставило старуху снова вскинуть "Ремингтон".
– Посмотрите на своего Тома! – презрительно бросил он ей в лицо. – Это не робот, а ходячая помойка. Однако проблема даже не в нем.
– Поговори мне ещё, – ласково предложила Маргарет.
Но Хильфингера не нужно было подстрекать. Теперь он не замолчал бы, даже если б ему пустили пулю в грудь.
– Вы же сумасшедшие! Оглянитесь на себя! Вы готовы были застрелить троих человек – и ради чего? Ради жестянки, которая может быть опасна для ребёнка. Даже если есть один шанс из миллиона, что это правда – неужели риск стоит того?
– Пошёл вон, – распорядилась старуха. Лицо ее окаменело.
– Вы еще вспомните меня, когда он свернет вашей девчонке шею, – холодно сказал Хильфингер и поправил галстук. – Впрочем, нет. Вы будете помнить меня все это время. Потому что через два дня я приду сюда с ордером и заберу вашего робота.

* * *
Велосипед приветственно блеснул спицами, когда Маргарет выкатила его из сарая.
Пшеница шуршит, как осыпающийся песок. Ветер гонит по полю золотую волну и разбивает о лесной утес.
Не доезжая до фермы Клэнси, она остановилась на пригорке и некоторое время просто стояла с закрытыми глазами.
«Я заберу вашего робота».

– Клэнси, слышал, что эти придумали?
– Слыхал...
Старик приподнял кепку и вытер пот со лба.
– Что думаешь?
– Чего тут думать... – нехотя выговорил он и снова замолчал.
Маргарет ждала. У Клэнси непростые отношения со словами. Они перекатываются внутри него, как камушки в выдолбленной тыкве. Чтобы дождаться, пока парочка–другая вывалится наружу, надо набраться терпения.
– Развалюха он у меня, – сказал наконец старик. – Ну, кое на что ещё способен. Крыс там убивает, если новая в ловушку попадет. Многовато их чего-то в этом году. У вас есть?
– Попадаются, – кивнула Маргарет. – Значит, хочешь его обменять.
– Бесплатно ведь вроде как, – сказал Клэнси.
– Ясно.
Он водрузил кепку на голову и равнодушно смотрел, как она забирается на велосипед.
– Подожди–ка...
Она выжидательно взглянула на него.
– Мысля у меня была какая–то... – пробормотал старик. – А, вспомнил. Лимонаду хочешь?
– Нет, Клэнси, – сказала Маргарет, – спасибо.

Робот ждал ее на крыльце.
– Я пойду с ними, когда они вернутся, – ровно сказал он.
Собственно, Том всегда говорил ровно. Программа не предполагала модуляций и интонирования, но Маргарет казалось, что она улавливает оттенки эмоций в его голосе.
– Не говори глупостей, – устало сказала она. – Никуда ты не пойдешь.
– Дальнейший отказ от сотрудничества с представителями комитета приведет к эскалации конфликта, – сообщил Том. – Вы пострадаете.
– Это не твое дело.
– Я не хочу, – бесстрастно сказал Том.
– Что?
– Мне представляется нежелательным такое развитие событий.
Маргарет некоторое время смотрела на него.
– В ловушке снова крыса, – сказала она наконец. – Убей ее и поставь новую ловушку.

* * *
Они перебрали все способы, горячась, крича и споря.
Вывезти Тома в город.
Спрятать его в лесу.
Разобрать.
Замаскировать под человека.
Сдать вместо него другого андроида.
От отчаяния Энтони предложил обмотать робота тремя слоями гидропленки и опустить на дно реки, привязав предварительно к ноге тонкую цепь – как делали когда–то обладатели сокровищ.
Но все эти идеи были столь же фантастичны, сколь и бессмысленны.
– Может, зароем его на кладбище, – предложил Дэн. – Гроб экранирует поисковый луч.
Роджер покачал головой. Нет, не экранирует. Поисковые системы совершенствовались много лет. Они заточены под обнаружение робота – сбежавшего, потерявшегося или украденного.

"Мы не можем его защитить".

Первой это сказала Клер.
Они с тоской смотрели на экран, где разворачивались репортажи из разных областей. Программа обмена роботов победно шествовала по стране.
Камера фиксировала радость на лицах детей («Высокий уровень звукоподражания! Ваш малыш научится различать голоса десятков птиц!»), оживление женщин («Двадцать три программы, позволяющие вам полностью переложить домашнее хозяйство на робота!»), предвкушение в глазах мужчин («Базовая модель Ай–рен станет незаменимым партнером во всех ваших хобби!»).
Журналисты не показывали, как происходит сдача старых моделей.
«Да и что там показывать, – думала Маргарет. – Роботы ведь не цепляются за хозяев с плачем. Не пытаются обнять детишек на прощание. Они просто делают то, что им сказано».
– Мы не можем его защитить.
Это повторил уже Роджер.
И вдруг резко смахнул со стола их записи. Все молча смотрели, как разлетаются по полу листки бумаги.
– Как же мы его спрячем?... – жалобно спросил Дэнни и оглядел взрослых. – Мам! Пап! Ведь мы не отдадим его, правда?
Родители не ответили.
Маргарет наклонилась к Энтони.
– Что они могут с нами сделать?
– Все, что угодно, – честно ответил тот. – Лозунг «Защитим наших детей» дает им карт–бланш, мам.
– Ну, убить–то положим не убьют... – пробормотала старуха.
Энтони промолчал.
Маргарет отчаянно пыталась придумать выход, но в памяти вставали два воспоминания: Том, испуганно прячущийся в подвале; Том, идущий навстречу Бледному.
– Клер, – позвала она. – Клер!
Все обернулись.
Маргарет поднялась. Решение было принято.
– Вот что, милая, – не терпящим возражений голосом сказала она, – возьми детей и отправляйся в город, пока не стемнело. Ключи от дома в верхнем ящике комода.
Клер кивнула.
– Я не поеду! – взвился мальчик.
– Поедешь, – спокойно сказала Маргарет. – Детям завтра здесь нечего будет делать.


Вечером в дверь постучали.
– Это... – сказал Клэнси, переминаясь с ноги на ногу. За ним стоял, слегка покосившись на левый бок, андроид серии Зет–12. – Я, значит, чего опасаюсь–то... Придут они с утра за Изей. А у меня и отстреливаться нечем.
Энтони поперхнулся лимонадом.
– Как вы его зовете? – недоверчиво переспросил он.
Старик исподлобья яростно зыркнул на него.
– Да нет, я ничего, – торопливо заверил Энтони. – Изя так Изя... Хорошее имя.
– Тони, приготовь белье для мистера Клэнси, – попросила Маргарет. – Роджер, не включай экран. Видеть его больше не могу.

* * *
Они стояли на веранде, готовые ко всему.
День изъятия!
В пшенице плескалось солнце, ветер носился вокруг.
– Флаи пришлют, – с тоской пробормотал Роджер.
– Пшеницу помнут, – в тон ему откликнулся Энтони.
Оба усмехнулись.
Клэнси засел в сарае, Тома с Изей закрыли в подвале. Запирая замок, Маргарет взглянула сверху на бесстрастное металлическое лицо. Ей показалось, что робот хочет что–то сказать, но это, конечно, было не так. Роботы не умеют прощаться. Они не умеют быть благодарными. Не умеют утешать. Они умеют только то, что заложено в них программой.
От нагревшихся перил пахло смолистой древесиной.
– Мы ведь глупцы, да? – вдруг сказала Маргарет.
Сыновья помолчали.
– Да, мам, – ответил наконец Роджер. – Мы глупцы.
– Мы законченные идиоты, – поддакнул Энтони. Выпучил глаза и со зверским видом принялся чесать за ухом.
Маргарет рассмеялась. Младший всегда мог легко насмешить ее. Она смеялась до тех пор, пока из–за перевала не показалась машина.
Они смотрели, как она приближается: ярко–красный мобиль с желтой крышей.
Как спускается с холма, вздымая тучи пыли.
Проносится через поле.
Останавливается у границы.
Маргарет облизнула губы.
– С Богом, мальчики.
Из машины выскочил полицейский, замахал руками. Ветер доносил до них обрывки криков: «Мис... Тон!»
– А где остальные? – пробормотал Роджер.
Энтони повертел головой. Ни флаев, ни дополнительных нарядов полиции... Как они собираются осуществлять принудительное изъятие?
– Это какая–то ловушка! – не выдержала Маргарет.
Роджер мрачно кивнул. Все они понимали, что Хильфингер не отступится. Дело было уже не в одном роботе, всё это зашло гораздо дальше.
Полицейский скакал на месте. «Мис... Тон!»
– Нет, – жестко сказала старуха. – Остаемся здесь.
Полицейский продолжал приплясывать. Он выглядел настолько по–идиотски, что они переглянулись.

Шаг за шагом.
Медленно–медленно.
Каждый миг ожидая ловушки.
Вниз, к красной машине.
– Может, они перенесли срок изъятия? – Маргарет сама не верила в то, что говорит.
Роджер с сомнением покачал головой.
– Миссис Эштон! Миссис Эштон!
Мать с сыновьями остановились неподалеку от границы.
Запыхавшийся полицейский подбежал к ним, даже не заметив, что пересек линию из камешков.
– Все закончилось, миссис Эштон! – выдохнул он и наклонился, упираясь ладонями в колени.
– Что?
– Как это «закончилось»?
– Закончилось! – твердил тот.
– О чём ты, чёрт тебя дери? – повысила голос старуха.
Полицейский разогнулся и вытер пот.
– Вы, наверное, ничего не знаете...
– Мы знаем, что вы хотите изъять у нас робота, – сухо обронил Роджер.
– И знаем, что у вас с этим будут сложности, – дополнил Энтони, жуя травинку.
– Вы не знаете, – повторил он. – Вы ведь не смотрите визор, правда? Я так и подумал. Решил сам вам сказать. Накрылся их проект!
– Что? – хором ахнули Эштоны.
– Накрылся! – повторил полицейский и ухмыльнулся во весь рот. – Да вы сейчас сами все услышите.
Он махнул рукой, и из машины выбрались Диксон и Хильфингер.
– Уважаемая миссис Эштон! – еще издалека закричал Диксон. – От всей души прошу извинить нас за прошлый инцидент!
Он выдвинулся вперед. Хильфингер стоял с непроницаемым лицом, глядя поверх их голов.
Толстяк прижал ручки к груди, и на лице его отразилось самое искреннее сожаление.
– Надеюсь, это недоразумение не омрачит наших отношений! – радостно воскликнул он. – Вам нужно только подписать...
Старуха отдернула руку от протянутого листа.
– Здесь сказано, что вы не имеете к нам претензий. Вы ведь не станете жаловаться? – улыбка Диксона стала умоляющей.
Хильфингер продолжал изучать облака.
У Маргарет наконец прорезался голос:
– Но почему?! Что случилось? Почему не идет обмен?
– Никто не пожелал отдавать старых роботов, – вздохнул толстяк. – Начались... м–м–м... инциденты.
– Подождите, – растерялась она. – А как же репортажи? Новые модели?
Диксон вздохнул и потупился.
– Брехня это, миссис Эштон, – легко сказал полицейский. – Постановка. Может, кто и согласился, но таких немного. А в основном–то все... Как у вас, короче.
– Вы хотите сказать, – раздельно проговорил Роджер, – что люди встали на защиту своих роботов?
– Вроде того, ага.
Полицейский снова ухмыльнулся, и Маргарет вдруг бросилось в глаза имя на его бляхе: «Салли Джилкрист». Кажется, в детстве они пели какую–то песенку про Мистера Джилкриста.
– Песенка... – пробормотала старуха.
Толстяк диковато взглянул на нее.
И тут она вспомнила.

«Мистер Джилкрист, мистер Джилкрист,
Разогнал всех крыс, разогнал всех крыс!
Стало Джилкристу совсем хреново –
И пошел он за новой!»

Маргарет Эштон засмеялась. Сначала тихо, потом все громче и громче.
Хильфингер вздрогнул. Его выпуклые голубые глаза остановились на ней.
Старая миссис Эштон хохотала, запрокинув голову.
– Значит... Никто... Не захотел! – еле выговорила она. – Ха–ха–ха! Ваших прекрасных... Новых... Ха–ха–ха!... Роботов!
– Не смейте! – прошипел Хильфингер. – Вы даже не понимаете, что произошло! Это же откат назад! В прошлое!
Маргарет вытерла слезы, выступившие на глазах.
– Какие же вы глупцы, – с облегчением сказала она. – А мы ещё большие. Я-то думала, мы одни такие. Ведь все таятся! Никто не осмеливается сказать соседу, что он привязался к железяке, моющей полы! – С губ её сорвался смешок. – Это мы–то, зовущие хлебопечку по имени! Мы, плачущие над проданной машиной! Ругающиеся с принтером! Подбодряющие сенокосилку! И – вы не поверили бы в это еще два дня назад, не так ли? – нас таких большинство.
– Это значит, что большинство – идиоты! – взвизгнул Хильфингер, потеряв самообладание. – Кретины! Сентиментальные придурки! Вы наделяете душой то, у чего её быть не может! Никогда! НИКОГДА!
– Вы правы, – улыбаясь, согласилась Маргарет Эштон, и он осекся. – Мы наделяем душой всё, даже то, у чего её заведомо нет. Но мы не позволим вам запретить нам делать это. Вы не отберёте у нас право любить то, что мы считаем нужным любить.
Она выдернула из руки Диксона лист и поставила на нем размашистую подпись.
Диксон собирался применить одну из своих улыбок горячей благодарности, но почувствовал, что под её взглядом у него что–то случилось с губами.
– Вы вообще никогда ничего у нас не отберёте, – отчеканила Маргарет Эштон.

* * *
Скрип-скрип.
Скрип-скрип.
Солнце садилось за лес. Над западными холмами собирались легкие облака.
– Том, в ловушке снова крыса, – заметила миссис Эштон, не отрывая глаз от вязания. – Убей ее, пожалуйста.
– Да, мэм.
Шуршала кукуруза, пересыпалась пшеница. Энтони толкал к сараю старую тележку. Дэнни раскачивал на качелях хохочущую сестру.
Робот Том удалялся от дома.
На сгибе его локтя болталась ловушка для крыс.
Робот Том вышел на край поля, присел на корточки, разжал скрипучие металлические пальцы.
И выпустил маленькую серую крысу в золотую траву.

Дорогие друзья, у меня тут намечаются две встречи с читателями. Обе на этой неделе. Первая – в "Молодой Гвардии" на Полянке (Б. Полянка, 28) – в среду, 23 января, в 18 часов. Вторая – в Московском доме книги на Арбате (Новый Арбат, дом 8): в пятницу, 25 января, в 18 часов. И туда, и туда можно прийти свободно, а на Арбате ещё и симпатичное кафе прямо возле выступающих (которые омрачают им чаепитие разговорами об убийствах).

И ещё славное: две моих книги перевели на болгарский и латышский. "Котов обижать не рекомендуется" и "Нежные листья и ядовитые корни" (комментаторы в фб объяснили, что в итоге получилась "Ядовитая нежность").
У "Котов" обложка традиционная, а у "Листьев" красивая, не похожая на то, что было в наших вариантах издания.

[традиционная]


[красивая]



А это бонус. Многие коты, я замечала, любят лежать на книгах. Матвей с Евсеем Харитоновичем не исключение.

[не исключение]

На днях записала в фейсбуке, как опрашивала своё семейство на предмет понимания смысла немецкого выражения "смотреть на редиску снизу". Правильного ответа не дал никто (в действительности – "умереть"). Матушка решила, что "смотреть на редиску снизу" = тщательно определять качество продукта, ребенок предположил, что речь идёт об антиподах в Австралии, а папа твердо сказал, что это значит быть глупым настолько, что даже редиска умнее тебя.
В комментариях накидали еще прекрасных выражений, большинство из которых я не знала и никогда не догадалась бы об истинном смысле.
Удивительно поэтичная "там лиса и заяц желают друг другу спокойной ночи" (тоже немецкий) – про отдаленную заброшенную местность, где никого нет и ничего не происходит. "Стоять на шланге" – плохо соображать. В английском один из аналогов редиски – "принять комнатную температуру", а в венгерском – "нюхать фиалки снизу" (что гораздо приятнее, чем таращиться на плебейскую редиску). Французы о том же самом говорят "есть одуванчики с корней" (и тут о еде!)
Уходя от темы смерти: "ирландские наручники" – когда обе руки заняты бутылками со спиртным, и "драконий корм" – подарок, который провинившийся муж вынужден преподносить сердитой жене.
Но про редиску всё равно удивительно. Ведь никого не закапывают под редиской. Ну, я надеюсь.

Пересматривала вчера "Доктора Кто" и вдруг поймала себя на том, что испытываю раздражение от того, как подбирают пару Доктору. В этом сезоне его играет Дэвид Теннант. Теннант – хрупкий, с интересным лицом, на котором черты как будто выписаны очень тонкой кистью: тонкий нос с острой "птичьей" спинкой, тонкий рот с почти исчезающей верхней губой и большие, яркого орехового цвета глаза такой же тонкой обводки (не понимаю, за счет чего создается эффект обведения кистью – линия ресниц, может быть?) Полу-мальчик-полу-эльф.
[это Доктор]




По сюжету он влюблен в свою спутницу Розу Паркс – актриса Билли Пайпер. Ее тип лица у меня попадает в ящик с пометкой "грубое и тяжелое". Губы очень большие и как-то странно выпученные, лицо очень широкое в средней части. И на этом лице толстый короткий нос. Вот хорошее фото, где она удачно накрашена. Ну поросёночек же!

[а это Роза]


Помимо всего прочего, Пайпер ещё и посредственная актриса.
И вот это посредственное взято в пару к Теннанту. Как? Почему? (Подумав, пришла к выводу, что она, возможно, попадает в какой-то типаж красоты, просто я его не вижу).

Вот они вместе в сериале:

[вдвоём]



Забавно, что при этом в следующих сезонах спутницей Доктора станет Дженна Коулман: маленькая, кукольная, очень хорошенькая и тоже вся ореховая-преореховая. Вот кого можно было ставить в пару к Теннанту ). (Впрочем, ей достался Питер Капальди, а я его люблю больше всех прочих Докторов, так что ей в итоге повезло).

[мимими]

Товарищи! Вчера отдельные личности упрекнули нас в том, что пудель не присутствует на новогодних портретах, и не факт, что не съеден котами. Сегодня нам есть что возразить.
На первом снимке вы видите двух утырков и одну человеческую собаку.



Второе фото сделано две секунды спустя:

[две секунды!]



На третьей они сбили на пол фотографа и проскакали по нему, по дороге пнув фотоаппарат.

В этом году у нас традиционная датская ель (по-моему, она на самом деле не ель, а пихта) и традиционные игрушки с поправкой на птичью тематику. Птичек я люблю, но хорошие попадаются редко.

Начнём все-таки с котика!
[посмотреть]


Это парные игрушки, синичка и снегирь, а к ним прилагается скворечник:



Вот, собственно, и он:



Снегиря я надыбала из прошлогодней фотосессии. За год он ничуть не изменился.

Красная птичка держит в клюве старенькую гирлянду, еще бабушкину, которую я каждый раз вешаю с трепетом. Слева – прекрасный и очень смешной огурец: в пупырышках и весь словно облитый водой. Тяжелый, надо сказать! под него всегда подбираем крепкие ветки.


Чебурашка. Где-то в глубине висит его мандарин (с наклейкой!), но я туда с камерой не смогла пролезть.



Подруга кота, несёт молочник со сливками.



Уголок стеклянной совы. Рядом с ней стеклянный шарик со снежинками, а над ним – старенький, советский еще, серебряный в полоску, купленный на развалах.


Еще одна сова. Балерина в голубом – из Храма Христа Спасителя, куда мы с ребенком несколько лет подряд приезжали на елки.


Это, я полагаю, клёст. И светло-фиолетовый воздушный шарик, который на самом деле тоже из стекла.


Неопознанная толстая птичка разных оттенков золотого; тот случай, когда фотография не передает красоты игрушки. Переливается, поблескивает в темноте, косит круглым глазом.



Снимок называется "Котам сказали, что подарки на Новый год будут в миске с водой"


Коробку у Матвея в этом году отжал Евсей Харитонович.


Матвей делает кусь нижних веток. Внизу все до единого шары – пластиковые.


Отобрал обратно свою коробочку. Пуделя вообще изгнали, бедного.

Белочка!


И всё-таки вытащу напоследок из прошлогодних снимков малютку Патрика, который тут ещё смотрит орлом. Евсей Харитонович появится только через четыре месяца и покажет всем, кто тут главный малютка.



В комментах приветствуются ёлки, ёлочные игрушки и прочая ёлочная живность ).

Слушала "Евгения Онегина", начитанного Гафтом – редкий случай, когда мне понравилась аудиокнига – и впервые в жизни задумалась: если бы муж Татьяны внезапно скончался (от болезни, к примеру), как развивались бы отношения между Татьяной и Евгением? Ответа у меня нет. С одной стороны: "Я вас люблю, к чему лукавить", с другой – внутреннее чувство подсказывает, что долгая счастливая жизнь для этих героев исключена.