1
– ...маятник всегда качается обратно, – громко говорил Илюшин, перекрикивая шум машин с Пресненской набережной. – Вспомни популярность Карнеги. «Завоюй, окажи влияние»! А сегодня модно быть социопатом. Ненавидеть общество, максимально дистанцироваться от него, устало говорить «эти люди», имея в виду человечество в целом, и усиленно предаваться мизантропии в своем сетевом дневнике, заведенном, впрочем, с той целью, чтобы его прочло как можно больше народу. Мизантропия без зрителей – яма, с публикой – пьедестал. В медийном, извини за выражение, пространстве, которое, кажется, исчерпало за столько лет своих героев, наконец-то нашелся новый.
– Камамбер, – утвердительно сказал Сергей.
– Кэмбербэтч. А также доктор Хаус и разнообразные девушки с татуировками... Но тут подвох: герой – не настоящий сварщик.
– Почему?
– У Шерлока Холмса есть близкий друг, женщина и неистребимая потребность заниматься делом, неотделимым от помощи людям. Мы по-прежнему говорим о социопате?
– Э-э-э...
– Пока мизантропия хорошо продается, ее ярлык будут шлепать на лоб всем, включая Санта-Клауса.
– Ему в первую очередь, – заметил Сергей. – Живет один в глуши, к цивилизации выбирается раз в году, да и то по ночам. Неприхотлив, из всех домашних животных предпочитает парнокопытных.
– Не в кулинарном смысле...
– Этого мы достоверно знать не можем.
– Думаешь, у него каждый год олени новые?
– Думаю, мы пришли.
Они задрали головы, разглядывая небоскреб, в окнах которого жил искривленный город, отмытый стеклянной волной от грязи и уродства.
[Spoiler (click to open)]
– Каков процент успеха?
Хозяин кабинета не смотрел на них, и Макар подумал, что было ошибкой соглашаться вести переговоры в чужом офисе. Для этого существовала квартира, где одна комната была его официальным приказом повышена до кабинета, хотя после нового назначения в ней ничего не изменилось. Но по телефону Оводов был так обходителен и в то же время настойчив, что Илюшин изменил своему правилу.
– Из последних десяти дел одно завершилось неудачей.
С губ Оводова сорвалось что-то вроде смешка:
– Другой человек сказал бы, что из десяти дел девять завершились успехом. Отчего вы провалили десятое?
– Нам удалось найти пропавшего, но он оказался мертв.
– Давно мертв?
– Полтора года.
– Это не провал, – покачал головой Оводов.
Он как-то сразу смягчился, недобрые резкие морщины разгладились. Губы медленно зашевелились: Оводов подбирал слова. Это выглядело так, будто с ними пытается говорить через стекло аквариума немолодой сом.
– Начните с любого места, – сказал Илюшин, видя его затруднения.
– Не в этом дело... Хотелось бы избежать исповеди, хотя она в известной степени оправдана, когда имеешь дело с людьми вашего рода занятий. Если подумать, врачи и следователи знают больше священников, потому что священникам признаются лишь в том, в чем считают нужным, а вам – в том, что было на самом деле. Я тяну время, видите...
– Эти картины. – Илюшин обвел взглядом кабинет, напоминавший музейную комнату. – Вы их выбирали, Иван Борисович?
Сергей Бабкин покосился на два пейзажа, висевших напротив. Он не разбирался в живописи и об этих мог сказать только, что на них пошло много краски.
Оводов улыбнулся.
– Их написала моя жена. Они ужасны, верно?
– Если относиться к ним как к живописи, – согласился Макар. – Но это ведь не она.
– Нет, конечно, нет. Все вещи, оставшиеся нам от тех, кто дорог, начисто утрачивают свой изначальный смысл. – Оводов говорил медленно, кивая в такт словам. – В этом перерождении меньше всего от попытки сохранить память о них, но много от попытки сохранить себя. Мне рассказывали о молодой женщине, которая после смерти любимого мужа два года носила его пиджак – он был велик ей на несколько размеров, она смотрелась в нем нелепо. Я помню, как в доме воняло акрилом, пока мы не устроили мастерскую, и как жена показывала мне новые краски и называла их по именам, как детей... Я помню охру и кобальт; Охра Степановна и Кобальт Андреевич, например. Каково?
«А ведь у него нет детей», – подумал Бабкин.
– Ваша жена давно умерла? – спросил Макар.
– Двадцать два года назад.
– То, что вы собирались рассказать, имеет отношение к ней?
– И да, и нет. – Оводов тяжело вздохнул. – В двухтысячном году мне написал дальний родственник, не кровный. Он просил помощи. Его мать – двоюродная сестра моей жены. Они не поддерживали отношения, но знали друг друга достаточно, чтобы он обратился ко мне, когда в его жизни наступило... трудное время. Я ему отказал.
Он подождал, не будет ли вопросов, но частные детективы слушали молча, очень внимательно; старший быстро записывал. Оводов удивился, что у них нет диктофона, и в то же время, сам не зная отчего, почувствовал нечто вроде признательности.
– Его приютила другая родня, такая далекая, что я даже не знал о ее существовании. Троюродный, четвероюродный дядя... Мальчик вырос в его семье.
– Мальчик?
– Двенадцать лет назад он пропал, – размеренно продолжал Оводов. – Мне не известно, искали ли его. Дело было заведено, возможно, все ограничилось отписками.
– Вы поддерживали связь?
– Нет. Никакой связи.
– Тогда как вы узнали о случившемся?
– Я позвонил его опекуну. Он не хотел со мной разговаривать, я узнал от него лишь о факте исчезновения. Самого Володю я видел всего два или три раза – его привозила мать, они останавливались у нас, когда он был совсем маленький. Сказать по правде, я не обращал на него внимания.
Он помолчал и обратился к Макару:
– Вы думаете, перед вами раскаивающийся богач, который спохватился, что перед смертью никто не подаст ему куска хлеба?
– Почти уверен, что ваша диета исключает употребление злаковых, – вежливо сказал Илюшин. – А если нет, вы всегда можете купить маленькую частную пекарню и договориться, чтобы трижды в день вам приносили в корзинке свежие круассаны.
Оводов усмехнулся:
– Не зря мне о вас говорили, что вы большой наглец.
– Маленьким быть глупо: спросу как с большого, а профита меньше. Вы хотите, чтобы мы разузнали, где сейчас ваш родственник?
– Да, и, если это будет возможно, поговорили с ним и убедили встретиться со мной. Об остальном я позабочусь сам.
Илюшин задумался.
– Иван Борисович, у вас есть доказательства, что он жив? Письма? Звонки?
– Ничего.
– Странные встречи, которые навели вас на мысль, что это был... как его зовут, вы сказали?
– Володя Карнаухов.
– ... что это был Володя?
– Нет. Я не слышал о нем эти годы, а если встретил, то не узнал бы его. Это просто невозможно – я не представляю, как он выглядит.
Бабкин с Илюшиным без слов обменялись взглядами.
– Мы не возьмемся за это дело, – покачал головой Макар. – Мне жаль.
– Почему?
– Вы ведь пытались найти его сами, и у вас не получилось.
– Откуда вы знаете?
– Пытались или нет?
– Да...
– Если бы он уехал от своего опекуна, ваши помощники давно обнаружили бы его. Или он очень хорошо спрятался, или он мертв.
– Он жив! – Самообладание покинуло Оводова. – Послушайте, я знаю: Володя жив! Я чувствую это! Никогда еще ни в чем я не был так уверен, как в том, что он жив и нуждается в моей помощи!
– Тогда почему он не просит о ней?
– Я его бросил шестнадцать лет назад! На него обрушилось горе, а я не просто смолчал, нет! Я написал ему такое письмо, после которого... – он махнул рукой, заговорил сбивчиво. – Сволочью был, сволочью! Радовался тому, что жены уже нет и никто не может меня заставить взять чужого пацана, повесить на меня это бремя. А ведь я ее любил... До сих пор... но радовался все равно. А сейчас... смотришь – где? кто? Кто я был такой? – Он глубоко вдохнул. – Прошу вас! Мне все равно, каким он стал! Пусть алкоголик, пусть наркоман... Преступник, больной – нет, не важно, поймите! Я приму его любого.
– Хотите исправить ошибку? – тихо спросил Макар.
Болезненная улыбка пробежала по лицу Оводова.
– Как же вы еще молоды! Простите мне эту пошлость... Но вы молоды, это факт. Иначе бы вы понимали, что ошибки нельзя исправить, их можно только искупить.
– Где жил ваш родственник? – после долгого молчания спросил Макар.
– Город называется Беловодье.
2
– Мало мне было Русмы, – сказал Бабкин, глядя в окно, где тоскливый пейзаж чередовался с унылым, а тот сменялся безрадостным.
– Что есть русская провинция? – философски спросил Макар и сам себе ответил: – Бездорожье, алкоголизм и наличники. Жизнь течет вспять, город, вместо того чтобы усложняться, разрушается и пустеет. Какая разница, Беловодье или Русма.
– Вот и я говорю: никакой.
– На тебя не угодишь.
– Ты и не пытался.
– Белла-водье! – произнес Макар тоном, каким экскурсовод провозглашает: «Фонтан Бернини». – Чем плохо? Пейзане шумною толпою по Беловодию кочуют!
– Тем, что мы едем туда на автобусе, – буркнул Сергей.
Как большинство людей, выделяющихся из толпы, он старался по возможности этой самой толпы избегать. Но Илюшин не позволил взять машину. «Ты читал описание города? Они до сих пор ездят на телегах. Твой джип там будет как НЛО посреди Тверской!» – «Сеном замаскирую». – «Не нужно провоцировать агрессию местного населения». – «А ты сейчас чем занимаешься?»
Правда, в автобусе, кроме них, ехали только две старухи в платках и священник с добрым лицом, то и дело поглядывающий на них, но стесняющийся своего любопытства. Мелкий дождь, не отстававший всю дорогу, незаметно кончился. Бабкин задремал, а когда открыл глаза, увидел впереди белую башню. Автобус фыркнул, как лошадь при виде стойла, вскарабкался на холм, подпрыгнул и встал.
Не было ни привычной сутолоки автобусной станции, ни курящих таксистов в разбитых жигулях. Старушки, священник и даже водитель автобуса исчезли, точно деликатность не позволяла им присутствовать при первой встрече приезжих с городом. На опустевшей площади под голубым небом ветер качал неведомую трын-траву, и прыгал целеустремленный воробей, пытаясь выколупать из трещины в асфальте питательного жука.
– Здрасьте! – озадаченно сказал Сергей.
(продолжение следует)
– ...маятник всегда качается обратно, – громко говорил Илюшин, перекрикивая шум машин с Пресненской набережной. – Вспомни популярность Карнеги. «Завоюй, окажи влияние»! А сегодня модно быть социопатом. Ненавидеть общество, максимально дистанцироваться от него, устало говорить «эти люди», имея в виду человечество в целом, и усиленно предаваться мизантропии в своем сетевом дневнике, заведенном, впрочем, с той целью, чтобы его прочло как можно больше народу. Мизантропия без зрителей – яма, с публикой – пьедестал. В медийном, извини за выражение, пространстве, которое, кажется, исчерпало за столько лет своих героев, наконец-то нашелся новый.
– Камамбер, – утвердительно сказал Сергей.
– Кэмбербэтч. А также доктор Хаус и разнообразные девушки с татуировками... Но тут подвох: герой – не настоящий сварщик.
– Почему?
– У Шерлока Холмса есть близкий друг, женщина и неистребимая потребность заниматься делом, неотделимым от помощи людям. Мы по-прежнему говорим о социопате?
– Э-э-э...
– Пока мизантропия хорошо продается, ее ярлык будут шлепать на лоб всем, включая Санта-Клауса.
– Ему в первую очередь, – заметил Сергей. – Живет один в глуши, к цивилизации выбирается раз в году, да и то по ночам. Неприхотлив, из всех домашних животных предпочитает парнокопытных.
– Не в кулинарном смысле...
– Этого мы достоверно знать не можем.
– Думаешь, у него каждый год олени новые?
– Думаю, мы пришли.
Они задрали головы, разглядывая небоскреб, в окнах которого жил искривленный город, отмытый стеклянной волной от грязи и уродства.
[Spoiler (click to open)]
– Каков процент успеха?
Хозяин кабинета не смотрел на них, и Макар подумал, что было ошибкой соглашаться вести переговоры в чужом офисе. Для этого существовала квартира, где одна комната была его официальным приказом повышена до кабинета, хотя после нового назначения в ней ничего не изменилось. Но по телефону Оводов был так обходителен и в то же время настойчив, что Илюшин изменил своему правилу.
– Из последних десяти дел одно завершилось неудачей.
С губ Оводова сорвалось что-то вроде смешка:
– Другой человек сказал бы, что из десяти дел девять завершились успехом. Отчего вы провалили десятое?
– Нам удалось найти пропавшего, но он оказался мертв.
– Давно мертв?
– Полтора года.
– Это не провал, – покачал головой Оводов.
Он как-то сразу смягчился, недобрые резкие морщины разгладились. Губы медленно зашевелились: Оводов подбирал слова. Это выглядело так, будто с ними пытается говорить через стекло аквариума немолодой сом.
– Начните с любого места, – сказал Илюшин, видя его затруднения.
– Не в этом дело... Хотелось бы избежать исповеди, хотя она в известной степени оправдана, когда имеешь дело с людьми вашего рода занятий. Если подумать, врачи и следователи знают больше священников, потому что священникам признаются лишь в том, в чем считают нужным, а вам – в том, что было на самом деле. Я тяну время, видите...
– Эти картины. – Илюшин обвел взглядом кабинет, напоминавший музейную комнату. – Вы их выбирали, Иван Борисович?
Сергей Бабкин покосился на два пейзажа, висевших напротив. Он не разбирался в живописи и об этих мог сказать только, что на них пошло много краски.
Оводов улыбнулся.
– Их написала моя жена. Они ужасны, верно?
– Если относиться к ним как к живописи, – согласился Макар. – Но это ведь не она.
– Нет, конечно, нет. Все вещи, оставшиеся нам от тех, кто дорог, начисто утрачивают свой изначальный смысл. – Оводов говорил медленно, кивая в такт словам. – В этом перерождении меньше всего от попытки сохранить память о них, но много от попытки сохранить себя. Мне рассказывали о молодой женщине, которая после смерти любимого мужа два года носила его пиджак – он был велик ей на несколько размеров, она смотрелась в нем нелепо. Я помню, как в доме воняло акрилом, пока мы не устроили мастерскую, и как жена показывала мне новые краски и называла их по именам, как детей... Я помню охру и кобальт; Охра Степановна и Кобальт Андреевич, например. Каково?
«А ведь у него нет детей», – подумал Бабкин.
– Ваша жена давно умерла? – спросил Макар.
– Двадцать два года назад.
– То, что вы собирались рассказать, имеет отношение к ней?
– И да, и нет. – Оводов тяжело вздохнул. – В двухтысячном году мне написал дальний родственник, не кровный. Он просил помощи. Его мать – двоюродная сестра моей жены. Они не поддерживали отношения, но знали друг друга достаточно, чтобы он обратился ко мне, когда в его жизни наступило... трудное время. Я ему отказал.
Он подождал, не будет ли вопросов, но частные детективы слушали молча, очень внимательно; старший быстро записывал. Оводов удивился, что у них нет диктофона, и в то же время, сам не зная отчего, почувствовал нечто вроде признательности.
– Его приютила другая родня, такая далекая, что я даже не знал о ее существовании. Троюродный, четвероюродный дядя... Мальчик вырос в его семье.
– Мальчик?
– Двенадцать лет назад он пропал, – размеренно продолжал Оводов. – Мне не известно, искали ли его. Дело было заведено, возможно, все ограничилось отписками.
– Вы поддерживали связь?
– Нет. Никакой связи.
– Тогда как вы узнали о случившемся?
– Я позвонил его опекуну. Он не хотел со мной разговаривать, я узнал от него лишь о факте исчезновения. Самого Володю я видел всего два или три раза – его привозила мать, они останавливались у нас, когда он был совсем маленький. Сказать по правде, я не обращал на него внимания.
Он помолчал и обратился к Макару:
– Вы думаете, перед вами раскаивающийся богач, который спохватился, что перед смертью никто не подаст ему куска хлеба?
– Почти уверен, что ваша диета исключает употребление злаковых, – вежливо сказал Илюшин. – А если нет, вы всегда можете купить маленькую частную пекарню и договориться, чтобы трижды в день вам приносили в корзинке свежие круассаны.
Оводов усмехнулся:
– Не зря мне о вас говорили, что вы большой наглец.
– Маленьким быть глупо: спросу как с большого, а профита меньше. Вы хотите, чтобы мы разузнали, где сейчас ваш родственник?
– Да, и, если это будет возможно, поговорили с ним и убедили встретиться со мной. Об остальном я позабочусь сам.
Илюшин задумался.
– Иван Борисович, у вас есть доказательства, что он жив? Письма? Звонки?
– Ничего.
– Странные встречи, которые навели вас на мысль, что это был... как его зовут, вы сказали?
– Володя Карнаухов.
– ... что это был Володя?
– Нет. Я не слышал о нем эти годы, а если встретил, то не узнал бы его. Это просто невозможно – я не представляю, как он выглядит.
Бабкин с Илюшиным без слов обменялись взглядами.
– Мы не возьмемся за это дело, – покачал головой Макар. – Мне жаль.
– Почему?
– Вы ведь пытались найти его сами, и у вас не получилось.
– Откуда вы знаете?
– Пытались или нет?
– Да...
– Если бы он уехал от своего опекуна, ваши помощники давно обнаружили бы его. Или он очень хорошо спрятался, или он мертв.
– Он жив! – Самообладание покинуло Оводова. – Послушайте, я знаю: Володя жив! Я чувствую это! Никогда еще ни в чем я не был так уверен, как в том, что он жив и нуждается в моей помощи!
– Тогда почему он не просит о ней?
– Я его бросил шестнадцать лет назад! На него обрушилось горе, а я не просто смолчал, нет! Я написал ему такое письмо, после которого... – он махнул рукой, заговорил сбивчиво. – Сволочью был, сволочью! Радовался тому, что жены уже нет и никто не может меня заставить взять чужого пацана, повесить на меня это бремя. А ведь я ее любил... До сих пор... но радовался все равно. А сейчас... смотришь – где? кто? Кто я был такой? – Он глубоко вдохнул. – Прошу вас! Мне все равно, каким он стал! Пусть алкоголик, пусть наркоман... Преступник, больной – нет, не важно, поймите! Я приму его любого.
– Хотите исправить ошибку? – тихо спросил Макар.
Болезненная улыбка пробежала по лицу Оводова.
– Как же вы еще молоды! Простите мне эту пошлость... Но вы молоды, это факт. Иначе бы вы понимали, что ошибки нельзя исправить, их можно только искупить.
– Где жил ваш родственник? – после долгого молчания спросил Макар.
– Город называется Беловодье.
2
– Мало мне было Русмы, – сказал Бабкин, глядя в окно, где тоскливый пейзаж чередовался с унылым, а тот сменялся безрадостным.
– Что есть русская провинция? – философски спросил Макар и сам себе ответил: – Бездорожье, алкоголизм и наличники. Жизнь течет вспять, город, вместо того чтобы усложняться, разрушается и пустеет. Какая разница, Беловодье или Русма.
– Вот и я говорю: никакой.
– На тебя не угодишь.
– Ты и не пытался.
– Белла-водье! – произнес Макар тоном, каким экскурсовод провозглашает: «Фонтан Бернини». – Чем плохо? Пейзане шумною толпою по Беловодию кочуют!
– Тем, что мы едем туда на автобусе, – буркнул Сергей.
Как большинство людей, выделяющихся из толпы, он старался по возможности этой самой толпы избегать. Но Илюшин не позволил взять машину. «Ты читал описание города? Они до сих пор ездят на телегах. Твой джип там будет как НЛО посреди Тверской!» – «Сеном замаскирую». – «Не нужно провоцировать агрессию местного населения». – «А ты сейчас чем занимаешься?»
Правда, в автобусе, кроме них, ехали только две старухи в платках и священник с добрым лицом, то и дело поглядывающий на них, но стесняющийся своего любопытства. Мелкий дождь, не отстававший всю дорогу, незаметно кончился. Бабкин задремал, а когда открыл глаза, увидел впереди белую башню. Автобус фыркнул, как лошадь при виде стойла, вскарабкался на холм, подпрыгнул и встал.
Не было ни привычной сутолоки автобусной станции, ни курящих таксистов в разбитых жигулях. Старушки, священник и даже водитель автобуса исчезли, точно деликатность не позволяла им присутствовать при первой встрече приезжих с городом. На опустевшей площади под голубым небом ветер качал неведомую трын-траву, и прыгал целеустремленный воробей, пытаясь выколупать из трещины в асфальте питательного жука.
– Здрасьте! – озадаченно сказал Сергей.
(продолжение следует)
1
Никто не мог сказать достоверно, когда город под названием Беловодье возник на карте.
Автомобилист назвал бы его маленьким, пешеход – большим, любитель достопримечательностей – провинциальным, любитель провинциального – сказочным; в общем, это был один из тех городков, о которых люди посторонние могут узнать разве что из атласа путей сообщения.
Убегая от реки, город взбирался по холмам и утыкался в ворсистый подол леса. В бесснежные зимы к окраинам выходили волчьи стаи. Старуха Макеева рассказывала, что однажды отбилась от зверя клюкой; недоброжелатели распускали слухи, что это была смирная соседская лайка.
С Макеевой все и началось.
[Spoiler (click to open)]
Первый шаг к известности Никита Мусин сделал в тот день, когда она умерла. Сидели вечером в кругу возле костра, болтали о диковинном и жутком, и в наступившей паузе Никита многозначительно сказал:
– Сегодня утром я наблюдал в саду прозрачную фигуру.
На него посмотрели с интересом, но без ожидаемого восторга.
– Старуху, – уточнил Никита. – Мертвую.
– С косой? – фыркнул кто-то.
– У нее свеча была, – холодно ответил Мусин. – Лицо серое, а вместо глаз... – он выдержал паузу. – Монеты!
– Так взял бы! Курили бы сейчас "Кэмел", а не эту дрянь.
Никита натянуто улыбнулся.
Выдумывая старуху со свечой, Мусин ничего не знал о покойнице. Макееву хватились на следующий день и тогда же установили, что она скончалась сутки назад, ранним утром.
На Никиту впервые в его жизни взглянули заинтересованно.
В тот момент Мусин еще не осознал, что за возможность ему подвернулась. Он отмочил успешный цирковой номер в луче прожектора, который на миг высветил его среди безликой толпы, и все, чего ему хотелось, – подольше оставаться в ярком круге.
– Старуха предупредила меня. – Никита понизил голос. – Сказала, что... – Мусин запнулся, пытаясь сообразить, как не попасть в ловушку собственной выдумки. – ...что вскоре произойдет что-то особенное!
Если бы жизнь в Беловодье текла так же тихо и спокойно, как прежде, Никита канул бы в темноту безвестности. Но два дня спустя на трассе перевернулся рейсовый автобус.
Узнав, что никто не погиб, Никита всерьез огорчился. Авария без жертв – то же самое, что безалкогольное пиво: не настоящая.
2
В одиннадцать утра Никита шел по улице Гагарина, неся портфель с нотами. Мать настояла, чтобы даже летом сын занимался с восторженной старой девой, чьи ученики годами мучили старенький рояль – прекрасный, между прочим, Циммерман, не заслуживший всех этих во-поле-березок и рвущих душу сурков-компаньонов.
Портфель был взят для отвода глаз. Учительнице Мусин что-то небрежно соврал, зная, что проверять она не станет.
Он потоптался в универмаге, проплыл за пыльным стеклом аптечной витрины. Его видели на почте, на автобусной станции. Сторонний наблюдатель решил бы, что Никита болтается без дела, однако в действительности Мусин трудился не покладая рук, напоминая о себе на каждом углу.
Вот уже три недели город был охвачен лихорадкой. Просачивались во все щели, как сквозняки, удивительные новости: Никита Мусин был избран! Старуха Макеева назначила его своим проводником в мир живых.
Предсказав аварию с автобусом, Макеева замолчала на четыре дня. На пятый явилась снова. "Береги матерей, а пуще того – невинных чад, – велела покойница. – Раны их глубоки".
Кое-то из старшего поколения встрепенулся, однако предупреждение было слишком туманно. Да и как беречь матерей? Им и так материнский капитал положен.
Ночью с территории хлебозавода сбежали три дворняги. Двое разбрелись по соседним дворам, чтобы переругиваться с местными лохматыми сторожами, а третья добралась до спортивной площадки при школе.
"Мама, смотри! Там собачка в кустах!"
Ребенок и женщина оказались в больнице с укусами.
"Покойница вещает через мальчика!" – разнеслось по городу.
Наконец-то Мусина заметили! Никита, словно терминатор Т-1000, начал принимать форму, которая соответствовала подсознательным ожиданиям зрителей. Он выпросил у отца льняную рубашку и подпоясался тонким ремешком. Рубаха была ему велика, субтильный Никита казался в ней совсем хрупким. Он зачесал вперед русую челку, посмотрел в зеркало и рассмеялся: отрок Варфоломей!
В его умненькой голове все давно вызрело, обрело цвет и форму. Пусть умозрительно, но он смоделировал чудо – личное, строго индивидуального пользования. Оставалось воплотить его в жизнь.
С дворнягами ему исключительно, невообразимо повезло. Никита не имел к их побегу никакого отношения. Доподлинно установили, что собаки сделали подкоп под забором. Фантазия самого Мусина застопорилась на идее подпилить опору качелей, но он не успел. Вне всякого сомнения, его ждало бы разоблачение; Никита запоздало представил себя возле позорного столба и содрогнулся.
Следующее послание он продумал намного тщательнее: исписал три страницы, прежде чем выбрал конечный вариант. "Явится демон огненный и пожрет Беловодье, а из пепла выстроит башню до небес".
Отлично! На это они клюнут.
Никита увлеченно решал техническую задачу: как устроить дистанционный поджог, чтобы ни одна деталь не указывала на умысел. Испорченная проводка? Или свеча с горючей смесью, запаянной в восковой капсуле? Фитиль дотлевает, разлетаются огненные брызги...
Если бы кто-то сказал Никите Мусину, что то, что он собирается сделать, не совсем нормально, Никита посмотрел бы на него как на дурака. Да ведь он единственный вменяемый человек в Беловодье! Мать – клуша: одна мысль в голове и вторая за пазухой на тот случай, если забудет первую. Отец поумнее, но тоже ничего не смыслит. Они словно глупые дети, бесконечно крутящиеся на карусели. Но их сын не таков! Немного наблюдательности, щепотка расчета, капля удачливости – и его лошадь выломает металлический штырь, спрыгнет с платформы и помчит его по прямой дороге к успеху.
Никита шел по городу, улыбаясь своим мыслям. Вот-вот исполнится третье предсказание, и засияет Никита Мусин в лучистом ореоле славы – спаситель Беловодья!
– Смотрите, Мусин!
– Никита, идите скорее к нам!
Три женщины расплылись в улыбках, заметив мальчика.
– Рассказывайте! Она являлась вам снова?
Никита с таинственным видом прижал палец к губам и подался вперед. Три головы с химической завивкой склонились к нему.
– Думаю, Антонина Петровна скоро вернется. У меня... – он выдержал драматическую паузу, – предчувствие. Что-то страшное грядет...
Все ахнули.
– Духовидец! Среди нас!
Скрипучий хохот заставил их осечься; так могла бы смеяться щука, сожравшая Емелю.
Желтые зубы неисправимой курильщицы. Длинное смуглое лицо, похожее на сушеный финик. Набрякшие веки сползают на глаза, точно шляпки старых подберезовиков.
– Здравствуйте, Вера Павловна! – нестройно поздоровались все.
– Духовидец, значит. – Если бы яд из ее голоса старухи Шишигиной было преобразовать в вещество, получился бы стрихнин. – Что там Макеева вещает – повысят нам пенсию, нет?
Мусин, прекрасно понявший издевку, молчал.
– Вера Павловна, случай и в самом деле уникальный...
Шишигина глянула косо, и бедную заступницу как ветром сдуло.
– Дуры! – зычно сказала она. – Этот говнюк вам головы морочит. Чуда захотелось? Чудеса не так происходят.
Говнюка Никита не стерпел.
– Зря вы так, Вера Павловна! Меня можете оскорблять сколько хотите, но Макеева не заслужила такого отношения!
– Макеева была дура похлеще этих, – отрезала Шишигина. – До девяноста лет доживают или очень умные, или совсем пустоголовые. Тебе, мальчик, славы захотелось! Еще труп не остыл, а ты его уже оседлал и в рай поскакал!
К ним начали стягиваться прохожие.
– Я виделся с Антониной Петровной, клянусь! Она приходила в наш сад и говорила со мной!
– Не бзди, пионер.
– Отчего вы мне не верите? – Голос Мусина дрогнул.
– Глазки-то бегают! – ехидно заметила Шишига. – Что у тебя дальше по плану намечено? Пожар, что ли?
Никита побледнел.
Однако страх подсказал ему верную тактику. Придав своему лицу выражение необычайной кротости, Мусин беспомощно развел руками:
– Можете считать меня фантазером, или, я не знаю, шизофреником... Я бы, наверное, и сам так решил, если бы увидел себя со стороны (слабая улыбка, понимающие улыбки в ответ). Честно говоря, в первый раз я перепугался. Все, крыша едет! Но только... (запнуться, стереть улыбку, посмотреть проникновенно)... понимаете, теперь я знаю: Антонина Петровна оберегает наш город. Ведь я – ну, кто я такой? Никто! Даже учусь на тройки! А она – она наша заступница...
– За что тебя прозвали Гнусом? – перебила старуха.
От ярости у Никиты побелело в глазах. Он забыл о восторженных зрительницах; ему хотелось лишь одного: так напугать старую тварь, чтобы она обмочилась и уползла в свою нору опозоренной.
– Я не хотел говорить, Вера Павловна. – Его голос непритворно дрогнул. – Клянусь, не хотел!
– Что ты там опять придумал?
– Теперь я понимаю, что должен предупредить вас... Может быть, все еще можно изменить... Если вы покажетесь врачу...
– О чем ты, Никита? – Кудрявые дуры встревожились.
– Тихо! Не мешайте ему!
Мусин набрал воздуха в легкие.
– Антонина Петровна сказала, что вы скоро умрете!
Вокруг скомкалась тишина.
Раздавшийся мгновение спустя хриплый смех смыл с их лиц почти одинаковые маски изумления.
– Соври что-нибудь получше, Гнусин. Ох, прости, Мусин! – Шишига осклабилась и вдруг подмигнула ему, словно они вдвоем затеяли хорошую шутку. – Совсем памяти не стало! Значит, лет до ста проживу.
Глядя вслед удаляющейся старухе, Никита думал об одном: она должна сдохнуть в ближайшее время.
(продолжение следует)
Никто не мог сказать достоверно, когда город под названием Беловодье возник на карте.
Автомобилист назвал бы его маленьким, пешеход – большим, любитель достопримечательностей – провинциальным, любитель провинциального – сказочным; в общем, это был один из тех городков, о которых люди посторонние могут узнать разве что из атласа путей сообщения.
Убегая от реки, город взбирался по холмам и утыкался в ворсистый подол леса. В бесснежные зимы к окраинам выходили волчьи стаи. Старуха Макеева рассказывала, что однажды отбилась от зверя клюкой; недоброжелатели распускали слухи, что это была смирная соседская лайка.
С Макеевой все и началось.
[Spoiler (click to open)]
Первый шаг к известности Никита Мусин сделал в тот день, когда она умерла. Сидели вечером в кругу возле костра, болтали о диковинном и жутком, и в наступившей паузе Никита многозначительно сказал:
– Сегодня утром я наблюдал в саду прозрачную фигуру.
На него посмотрели с интересом, но без ожидаемого восторга.
– Старуху, – уточнил Никита. – Мертвую.
– С косой? – фыркнул кто-то.
– У нее свеча была, – холодно ответил Мусин. – Лицо серое, а вместо глаз... – он выдержал паузу. – Монеты!
– Так взял бы! Курили бы сейчас "Кэмел", а не эту дрянь.
Никита натянуто улыбнулся.
Выдумывая старуху со свечой, Мусин ничего не знал о покойнице. Макееву хватились на следующий день и тогда же установили, что она скончалась сутки назад, ранним утром.
На Никиту впервые в его жизни взглянули заинтересованно.
В тот момент Мусин еще не осознал, что за возможность ему подвернулась. Он отмочил успешный цирковой номер в луче прожектора, который на миг высветил его среди безликой толпы, и все, чего ему хотелось, – подольше оставаться в ярком круге.
– Старуха предупредила меня. – Никита понизил голос. – Сказала, что... – Мусин запнулся, пытаясь сообразить, как не попасть в ловушку собственной выдумки. – ...что вскоре произойдет что-то особенное!
Если бы жизнь в Беловодье текла так же тихо и спокойно, как прежде, Никита канул бы в темноту безвестности. Но два дня спустя на трассе перевернулся рейсовый автобус.
Узнав, что никто не погиб, Никита всерьез огорчился. Авария без жертв – то же самое, что безалкогольное пиво: не настоящая.
2
В одиннадцать утра Никита шел по улице Гагарина, неся портфель с нотами. Мать настояла, чтобы даже летом сын занимался с восторженной старой девой, чьи ученики годами мучили старенький рояль – прекрасный, между прочим, Циммерман, не заслуживший всех этих во-поле-березок и рвущих душу сурков-компаньонов.
Портфель был взят для отвода глаз. Учительнице Мусин что-то небрежно соврал, зная, что проверять она не станет.
Он потоптался в универмаге, проплыл за пыльным стеклом аптечной витрины. Его видели на почте, на автобусной станции. Сторонний наблюдатель решил бы, что Никита болтается без дела, однако в действительности Мусин трудился не покладая рук, напоминая о себе на каждом углу.
Вот уже три недели город был охвачен лихорадкой. Просачивались во все щели, как сквозняки, удивительные новости: Никита Мусин был избран! Старуха Макеева назначила его своим проводником в мир живых.
Предсказав аварию с автобусом, Макеева замолчала на четыре дня. На пятый явилась снова. "Береги матерей, а пуще того – невинных чад, – велела покойница. – Раны их глубоки".
Кое-то из старшего поколения встрепенулся, однако предупреждение было слишком туманно. Да и как беречь матерей? Им и так материнский капитал положен.
Ночью с территории хлебозавода сбежали три дворняги. Двое разбрелись по соседним дворам, чтобы переругиваться с местными лохматыми сторожами, а третья добралась до спортивной площадки при школе.
"Мама, смотри! Там собачка в кустах!"
Ребенок и женщина оказались в больнице с укусами.
"Покойница вещает через мальчика!" – разнеслось по городу.
Наконец-то Мусина заметили! Никита, словно терминатор Т-1000, начал принимать форму, которая соответствовала подсознательным ожиданиям зрителей. Он выпросил у отца льняную рубашку и подпоясался тонким ремешком. Рубаха была ему велика, субтильный Никита казался в ней совсем хрупким. Он зачесал вперед русую челку, посмотрел в зеркало и рассмеялся: отрок Варфоломей!
В его умненькой голове все давно вызрело, обрело цвет и форму. Пусть умозрительно, но он смоделировал чудо – личное, строго индивидуального пользования. Оставалось воплотить его в жизнь.
С дворнягами ему исключительно, невообразимо повезло. Никита не имел к их побегу никакого отношения. Доподлинно установили, что собаки сделали подкоп под забором. Фантазия самого Мусина застопорилась на идее подпилить опору качелей, но он не успел. Вне всякого сомнения, его ждало бы разоблачение; Никита запоздало представил себя возле позорного столба и содрогнулся.
Следующее послание он продумал намного тщательнее: исписал три страницы, прежде чем выбрал конечный вариант. "Явится демон огненный и пожрет Беловодье, а из пепла выстроит башню до небес".
Отлично! На это они клюнут.
Никита увлеченно решал техническую задачу: как устроить дистанционный поджог, чтобы ни одна деталь не указывала на умысел. Испорченная проводка? Или свеча с горючей смесью, запаянной в восковой капсуле? Фитиль дотлевает, разлетаются огненные брызги...
Если бы кто-то сказал Никите Мусину, что то, что он собирается сделать, не совсем нормально, Никита посмотрел бы на него как на дурака. Да ведь он единственный вменяемый человек в Беловодье! Мать – клуша: одна мысль в голове и вторая за пазухой на тот случай, если забудет первую. Отец поумнее, но тоже ничего не смыслит. Они словно глупые дети, бесконечно крутящиеся на карусели. Но их сын не таков! Немного наблюдательности, щепотка расчета, капля удачливости – и его лошадь выломает металлический штырь, спрыгнет с платформы и помчит его по прямой дороге к успеху.
Никита шел по городу, улыбаясь своим мыслям. Вот-вот исполнится третье предсказание, и засияет Никита Мусин в лучистом ореоле славы – спаситель Беловодья!
– Смотрите, Мусин!
– Никита, идите скорее к нам!
Три женщины расплылись в улыбках, заметив мальчика.
– Рассказывайте! Она являлась вам снова?
Никита с таинственным видом прижал палец к губам и подался вперед. Три головы с химической завивкой склонились к нему.
– Думаю, Антонина Петровна скоро вернется. У меня... – он выдержал драматическую паузу, – предчувствие. Что-то страшное грядет...
Все ахнули.
– Духовидец! Среди нас!
Скрипучий хохот заставил их осечься; так могла бы смеяться щука, сожравшая Емелю.
Желтые зубы неисправимой курильщицы. Длинное смуглое лицо, похожее на сушеный финик. Набрякшие веки сползают на глаза, точно шляпки старых подберезовиков.
– Здравствуйте, Вера Павловна! – нестройно поздоровались все.
– Духовидец, значит. – Если бы яд из ее голоса старухи Шишигиной было преобразовать в вещество, получился бы стрихнин. – Что там Макеева вещает – повысят нам пенсию, нет?
Мусин, прекрасно понявший издевку, молчал.
– Вера Павловна, случай и в самом деле уникальный...
Шишигина глянула косо, и бедную заступницу как ветром сдуло.
– Дуры! – зычно сказала она. – Этот говнюк вам головы морочит. Чуда захотелось? Чудеса не так происходят.
Говнюка Никита не стерпел.
– Зря вы так, Вера Павловна! Меня можете оскорблять сколько хотите, но Макеева не заслужила такого отношения!
– Макеева была дура похлеще этих, – отрезала Шишигина. – До девяноста лет доживают или очень умные, или совсем пустоголовые. Тебе, мальчик, славы захотелось! Еще труп не остыл, а ты его уже оседлал и в рай поскакал!
К ним начали стягиваться прохожие.
– Я виделся с Антониной Петровной, клянусь! Она приходила в наш сад и говорила со мной!
– Не бзди, пионер.
– Отчего вы мне не верите? – Голос Мусина дрогнул.
– Глазки-то бегают! – ехидно заметила Шишига. – Что у тебя дальше по плану намечено? Пожар, что ли?
Никита побледнел.
Однако страх подсказал ему верную тактику. Придав своему лицу выражение необычайной кротости, Мусин беспомощно развел руками:
– Можете считать меня фантазером, или, я не знаю, шизофреником... Я бы, наверное, и сам так решил, если бы увидел себя со стороны (слабая улыбка, понимающие улыбки в ответ). Честно говоря, в первый раз я перепугался. Все, крыша едет! Но только... (запнуться, стереть улыбку, посмотреть проникновенно)... понимаете, теперь я знаю: Антонина Петровна оберегает наш город. Ведь я – ну, кто я такой? Никто! Даже учусь на тройки! А она – она наша заступница...
– За что тебя прозвали Гнусом? – перебила старуха.
От ярости у Никиты побелело в глазах. Он забыл о восторженных зрительницах; ему хотелось лишь одного: так напугать старую тварь, чтобы она обмочилась и уползла в свою нору опозоренной.
– Я не хотел говорить, Вера Павловна. – Его голос непритворно дрогнул. – Клянусь, не хотел!
– Что ты там опять придумал?
– Теперь я понимаю, что должен предупредить вас... Может быть, все еще можно изменить... Если вы покажетесь врачу...
– О чем ты, Никита? – Кудрявые дуры встревожились.
– Тихо! Не мешайте ему!
Мусин набрал воздуха в легкие.
– Антонина Петровна сказала, что вы скоро умрете!
Вокруг скомкалась тишина.
Раздавшийся мгновение спустя хриплый смех смыл с их лиц почти одинаковые маски изумления.
– Соври что-нибудь получше, Гнусин. Ох, прости, Мусин! – Шишига осклабилась и вдруг подмигнула ему, словно они вдвоем затеяли хорошую шутку. – Совсем памяти не стало! Значит, лет до ста проживу.
Глядя вслед удаляющейся старухе, Никита думал об одном: она должна сдохнуть в ближайшее время.
(продолжение следует)
На днях мне вынужденно пришлось изучать сайты с детскими стихами, которые задуманы для чтения малышами на утренниках (по мнению их авторов). Тема была ужасна: "Теплые слова для мамы". Ни одно живое существо не собирает такое количество тошнотворных эпитетов, бездарных рифм и слюнявых строк, как абстрактная родительница. Хотя, конечно, и отцам приходится нелегко. "И без него бы тоже мы на свет не появились, Благодарить его должны за то, что мы родились".
Правда, мамам достаётся больше блатной лирики. "И голос её в душу вашу льётся Святой водою, чистой как слеза!"
Только обрадуешься: вот он, потолок графомании! – как дно опять пробивают. Противоречие в этой фразе кажущееся.
Так издавна устроен человек
Что даже в жарком солнечном июле
Теплей ему становится навек
Коль слышит слово нежное "мамуля.
И вот представьте: я брела среди подобных четверостиший, пошатываясь и зеленея, и вдруг споткнулась о короткую выразительную строку:
"Должен быть характер мамин обязательно гуманен".
Наверное, так мог бы ощутить себя Бильбо, пробивающийся среди драконьих экскрементов и неожиданно обнаруживший Аркенстон. Значит, не все потеряно! Может, может сверкнуть искра таланта среди графоманского мусора!
Целых пять минут я пребывала в счастливом заблуждении – пока не догадалась зайти в гугл. Разумеется, это оказалась Агния Барто.
Так что – нет. Никаких Аркенстонов. "Даже если я сержусь, мамочка,ты просто гнусь тебя люблю!"
Правда, мамам достаётся больше блатной лирики. "И голос её в душу вашу льётся Святой водою, чистой как слеза!"
Только обрадуешься: вот он, потолок графомании! – как дно опять пробивают. Противоречие в этой фразе кажущееся.
Так издавна устроен человек
Что даже в жарком солнечном июле
Теплей ему становится навек
Коль слышит слово нежное "мамуля.
И вот представьте: я брела среди подобных четверостиший, пошатываясь и зеленея, и вдруг споткнулась о короткую выразительную строку:
"Должен быть характер мамин обязательно гуманен".
Наверное, так мог бы ощутить себя Бильбо, пробивающийся среди драконьих экскрементов и неожиданно обнаруживший Аркенстон. Значит, не все потеряно! Может, может сверкнуть искра таланта среди графоманского мусора!
Целых пять минут я пребывала в счастливом заблуждении – пока не догадалась зайти в гугл. Разумеется, это оказалась Агния Барто.
Так что – нет. Никаких Аркенстонов. "Даже если я сержусь, мамочка,
Выполняю обещанное и показываю, что я наваяла вот этими двумя руками в этот раз ).
Под катом баба Шура и ее собака Матрёшка встречают инопланетян, прилетевших на Землю с коротким визитом.
[посмотреть]
Баба Шура получилась из каких-то тряпочек и ниток. Собака Матрёшка получилась из найденного клочка шерсти неясного происхождения, подозреваю, что Евсеевского. Бревно получилось из бревна:
Две липы, которые летом объедают козы, которых гоняет баба Шура, которая и посадила эти липы (Матрёшка не гоняет, она ссыкло):
Вдумчивый профиль собаки Матрёшки:
Прибытие летающей тарелки:
Отбытие летающей тарелки:
Ночь. Все шестеро жителей деревни спят. Только одинокий фонарь всё ниже клонит усталую голову, да баба Шура греется в лунном свете:
Баба Шура и собака Матрёшка смотрят на звезды:
Звёзды смотрят на бабу Шуру и собаку Матрёшку:
КОНЕЦ
Под катом баба Шура и ее собака Матрёшка встречают инопланетян, прилетевших на Землю с коротким визитом.
[посмотреть]
Баба Шура получилась из каких-то тряпочек и ниток. Собака Матрёшка получилась из найденного клочка шерсти неясного происхождения, подозреваю, что Евсеевского. Бревно получилось из бревна:
Две липы, которые летом объедают козы, которых гоняет баба Шура, которая и посадила эти липы (Матрёшка не гоняет, она ссыкло):
Вдумчивый профиль собаки Матрёшки:
Прибытие летающей тарелки:
Отбытие летающей тарелки:
Ночь. Все шестеро жителей деревни спят. Только одинокий фонарь всё ниже клонит усталую голову, да баба Шура греется в лунном свете:
Баба Шура и собака Матрёшка смотрят на звезды:
Звёзды смотрят на бабу Шуру и собаку Матрёшку:
КОНЕЦ
Вчера на прогулке с собакой услышала, как мама зовет маленького сына: "Рон, пойдём скорее", – и, занятая игрой с пуделем, мимолетно удивилась тому, как глубоко укоренился в ее жизни Гарри Поттер. Некоторое время размышляла, насколько девочек-Кхалиси больше, чем девочек-Гермион, и почему. Но тут мама поравнялась со мой, строго сказав: "Рома, опаздывать нехорошо", и стало ясно, что укоренился он в моей жизни, а вовсе не в её.
Закончила книгу, и на меня напал сильнейший тактильный голод. Так происходит каждый раз: я ожесточенно принимаюсь печь пироги, вязать немыслимых расцветок покрывала и что-нибудь шить из лоскутков и бусин. Все это должно быть ярким, шуршащим, бархатным, ароматным, пластичным, – максимально крикливым в определенном смысле, чтобы насыщались все органы чувств. Я уже рассказывала, как в свое время под влиянием такого голода вышила огромную (для меня) слащавую картину с лесной колдуньей, которую мы потом несколько месяцев не могли никуда приткнуть. Выкинуть ее было жалко – проделана большая работа, подарить невозможно – я не хотела терять друзей. В итоге ее повесили, разумеется, на даче – прибежище всех скучных книг и сомнительного достоинства произведений искусства.
Ни один из масштабных проектов вроде одеяла из пэчворка на всю семью или бисерного гердана размером метр на метр не доводится до конца, поскольку запала моего хватает в лучшем случае на две недели.
В этот раз я начала делать малюсеньких тряпичных куколок. Потом покажу одну из них ).
Поняла, отчего меня раздражают автоматические перепосты из фейсбука в ЖЖ. У меня есть ощущение, что обычный пост – это приглашение к разговору, а перепост себя же – декламация с табуретки, не подразумевающая ответа. Кроме того, для меня такие перепосты – крошки с барского стола, когда главное пиршество идет где-то в другом месте. Друзья мои, не делайте так!
Пока писала, нашла в фотографиях фрагмент злосчастной картины: вышивальщицы ее узнают и оценят объем работы для дилетанта )
[фрагмент и вышивка целиком]
Заодно наткнулась на матушкину работу:
[посмотреть]
Красота же! Боже меня упаси еще когда-нибудь создать такую.
Закончила книгу, и на меня напал сильнейший тактильный голод. Так происходит каждый раз: я ожесточенно принимаюсь печь пироги, вязать немыслимых расцветок покрывала и что-нибудь шить из лоскутков и бусин. Все это должно быть ярким, шуршащим, бархатным, ароматным, пластичным, – максимально крикливым в определенном смысле, чтобы насыщались все органы чувств. Я уже рассказывала, как в свое время под влиянием такого голода вышила огромную (для меня) слащавую картину с лесной колдуньей, которую мы потом несколько месяцев не могли никуда приткнуть. Выкинуть ее было жалко – проделана большая работа, подарить невозможно – я не хотела терять друзей. В итоге ее повесили, разумеется, на даче – прибежище всех скучных книг и сомнительного достоинства произведений искусства.
Ни один из масштабных проектов вроде одеяла из пэчворка на всю семью или бисерного гердана размером метр на метр не доводится до конца, поскольку запала моего хватает в лучшем случае на две недели.
В этот раз я начала делать малюсеньких тряпичных куколок. Потом покажу одну из них ).
Поняла, отчего меня раздражают автоматические перепосты из фейсбука в ЖЖ. У меня есть ощущение, что обычный пост – это приглашение к разговору, а перепост себя же – декламация с табуретки, не подразумевающая ответа. Кроме того, для меня такие перепосты – крошки с барского стола, когда главное пиршество идет где-то в другом месте. Друзья мои, не делайте так!
Пока писала, нашла в фотографиях фрагмент злосчастной картины: вышивальщицы ее узнают и оценят объем работы для дилетанта )
[фрагмент и вышивка целиком]
Заодно наткнулась на матушкину работу:
[посмотреть]
Красота же! Боже меня упаси еще когда-нибудь создать такую.
Некоторое время назад художница Виктория Эрнестовна Кирдий сказала, что у нее есть идеи нескольких сказок – идеи чисто художественные: например, одна сказка получила условное название "африканская" и должна была быть желтой, другая – розово-зеленая и про букашек. Но к ним не было текста. Меня увлек этот замысел: придумать историю под имеющийся у художника образ. В итоге, к моему немалому удивлению, получилось целых три книжки.
Первой была "Зимняя сказка на ночь". Это чисто новогодняя сказка, с полагающимся Дедом Морозом, оленями, полярными совами и подарками.
Вторая – "Золотая Черепаха", и третья – "Пропавшее пятнышко", где главным героем я хотела сделать клеща, но трепетная Викторияэрнестовна попросила божью коровку, и клещ остался второстепенным персонажем.
Покажу по несколько иллюстраций (кое-где есть текст):
Здесь, конечно, олени дивные. Я обычно так чувствую себя к концу года.
[посмотреть]
В "Потерянном пятнышке" изумительной красоты форзац. Я уговариваю Викториюэрнестовну выпустить такие обои или хотя бы ткань.
[пятнышко]
Форзац тот самый.
Клещ. Любимец мой. С клещёнком!
Да простит меня Викторияэрнестовна за то, что показываю иллюстрации еще технические, с разметкой.
И "Золотая черепаха":
[посмотреть на черепаху]
Продает их "Лабиринт":
– "Зимняя сказка на ночь"
– "Золотая черепаха"
– "Пропавшее пятнышко"
Да, чуть не забыла: все книги большого формата, А4.
Первой была "Зимняя сказка на ночь". Это чисто новогодняя сказка, с полагающимся Дедом Морозом, оленями, полярными совами и подарками.
Вторая – "Золотая Черепаха", и третья – "Пропавшее пятнышко", где главным героем я хотела сделать клеща, но трепетная Викторияэрнестовна попросила божью коровку, и клещ остался второстепенным персонажем.
Покажу по несколько иллюстраций (кое-где есть текст):
Здесь, конечно, олени дивные. Я обычно так чувствую себя к концу года.
[посмотреть]
В "Потерянном пятнышке" изумительной красоты форзац. Я уговариваю Викториюэрнестовну выпустить такие обои или хотя бы ткань.
[пятнышко]
Форзац тот самый.
Клещ. Любимец мой. С клещёнком!
Да простит меня Викторияэрнестовна за то, что показываю иллюстрации еще технические, с разметкой.
И "Золотая черепаха":
[посмотреть на черепаху]
Продает их "Лабиринт":
– "Зимняя сказка на ночь"
– "Золотая черепаха"
– "Пропавшее пятнышко"
Да, чуть не забыла: все книги большого формата, А4.
Позавчера отправились с пуделем на вечернюю прогулку в небольшой парк. Полночь, совершенно безлюдно. Густо опавшая листва под фонарями. Из этой опавшей листвы вдруг выскакивает, как Робин Гуд на шерифа, малюсенький йорк и бежит к нам.
Ну, йорк. Свежестриженый. Щеночек. Попонка красная. На ошейнике сверкающие бусинки. Поиграли, направляемся домой – йорк скачет за нами, и тут я понимаю, что хозяина у него нет.
Вообще картина была несколько сюрреалистическая, несмотря на обыденность происходящего. Может быть, оттого, что я никогда не видела таких песиков без поводка. Они все чертовски плохо выдрессированы; обычно владельцы говорят "Наша Мимимися понимает нас с полуслова", в то время как Мимимися невозмутимо гадит на ногу курящему рядом джентльмену. Эта порода невообразимо испорчена заводчиками и в плане здоровья, и в плане характера.
В парке пусто. Осматриваю йорка: ничего! Ни телефонного номера на ошейнике, ни штампа на пузе. Зато бусинки! Взяла его на руки – сидит. Обошли с ним район, поговорили с компанией вежливых юношей – вообще, говорят, никто мимо не пробегал.
Поблизости круглосуточно работающая ветклиника, мы рванули туда.
Выяснилось две вещи. Первое: чипа на зверушке нету (в этом месте я помянула хозяина недобрым словом). Второе: никакой это не щенок. Меня сбила с толку детская стрижка, а собаке меж тем не меньше десяти лет.
Тут я загрустила, представив себя расклеивающей по району объявления. Добила меня ветеринар, сказав: "Что вы хотите, сейчас много выброшенных животных. Оставьте телефон, вдруг кто-нибудь зайдет к нам".
Итого: час ночи. Малютка пудель на поводке, безродный йорк на руках. И ни одной живой твари вокруг.
И вдруг из-за угла дома выходит странная фигура: очень крупный и толстый мужчина, горестно прижимающий руки к лицу. Идет, пошатываясь, поднимает на нас глаза, и лицо его натурально озаряется счастьем. Что, говорю мрачно, ваша собака? А назовите-ка мне пол и возраст!
Мальчик! – всхлипывает хозяин. – Старичок наш! Двенадцать лет!
Хватает старичка и принимается целовать его в нос и в попу.
По его словам, собака выскочила из машины, когда они вернулись с дачи и разгружались перед домом. Мужик бегал по району, потом совсем впал в отчаяние и решил сделать последний круг.
Не передать меру моего облегчения, когда я поняла, что поиск хозяина, умоляющие посты в соцсетях, беготня вокруг йорка, откусывание ему головы двумя котами поочередно – всё это меня благополучно миновало.
Напоследок спросила, как зовут песика.
– Нюся! – прорыдал мужик.
По-моему, ужасно трогательно. Имя этого пожилого бестолкового йорка, которое дал ему пожилой бестолковый хозяин, отчасти искупило нашу ночную беготню.
Товарищ собачник! Весь этот длинный текст без ката был написан лишь затем, чтобы ты, сволочь, вешал на ошейник бирку с телефонным номером или хотя бы писал его изнутри шариковой ручкой!
Ну, йорк. Свежестриженый. Щеночек. Попонка красная. На ошейнике сверкающие бусинки. Поиграли, направляемся домой – йорк скачет за нами, и тут я понимаю, что хозяина у него нет.
Вообще картина была несколько сюрреалистическая, несмотря на обыденность происходящего. Может быть, оттого, что я никогда не видела таких песиков без поводка. Они все чертовски плохо выдрессированы; обычно владельцы говорят "Наша Мимимися понимает нас с полуслова", в то время как Мимимися невозмутимо гадит на ногу курящему рядом джентльмену. Эта порода невообразимо испорчена заводчиками и в плане здоровья, и в плане характера.
В парке пусто. Осматриваю йорка: ничего! Ни телефонного номера на ошейнике, ни штампа на пузе. Зато бусинки! Взяла его на руки – сидит. Обошли с ним район, поговорили с компанией вежливых юношей – вообще, говорят, никто мимо не пробегал.
Поблизости круглосуточно работающая ветклиника, мы рванули туда.
Выяснилось две вещи. Первое: чипа на зверушке нету (в этом месте я помянула хозяина недобрым словом). Второе: никакой это не щенок. Меня сбила с толку детская стрижка, а собаке меж тем не меньше десяти лет.
Тут я загрустила, представив себя расклеивающей по району объявления. Добила меня ветеринар, сказав: "Что вы хотите, сейчас много выброшенных животных. Оставьте телефон, вдруг кто-нибудь зайдет к нам".
Итого: час ночи. Малютка пудель на поводке, безродный йорк на руках. И ни одной живой твари вокруг.
И вдруг из-за угла дома выходит странная фигура: очень крупный и толстый мужчина, горестно прижимающий руки к лицу. Идет, пошатываясь, поднимает на нас глаза, и лицо его натурально озаряется счастьем. Что, говорю мрачно, ваша собака? А назовите-ка мне пол и возраст!
Мальчик! – всхлипывает хозяин. – Старичок наш! Двенадцать лет!
Хватает старичка и принимается целовать его в нос и в попу.
По его словам, собака выскочила из машины, когда они вернулись с дачи и разгружались перед домом. Мужик бегал по району, потом совсем впал в отчаяние и решил сделать последний круг.
Не передать меру моего облегчения, когда я поняла, что поиск хозяина, умоляющие посты в соцсетях, беготня вокруг йорка, откусывание ему головы двумя котами поочередно – всё это меня благополучно миновало.
Напоследок спросила, как зовут песика.
– Нюся! – прорыдал мужик.
По-моему, ужасно трогательно. Имя этого пожилого бестолкового йорка, которое дал ему пожилой бестолковый хозяин, отчасти искупило нашу ночную беготню.
Товарищ собачник! Весь этот длинный текст без ката был написан лишь затем, чтобы ты, сволочь, вешал на ошейник бирку с телефонным номером или хотя бы писал его изнутри шариковой ручкой!
Рассказала вчера на ФБ историю, теперь и сюда принесу.
Я ее, честно говоря, сначала хотела оставить при себе и одного из героев использовать в книжке. Потому что это почти готовый персонаж, из тех, которых можно двумя штрихами охарактеризовать – и виден человек. Но поняла, что до книжки я не дотяну, потому что срочно надо поделиться ).
Знакомый рассказывал: они гуляли по парку вдвоём с нежной девушкой, с которой у них только-только завязывались отношения, и вышли на труп. Труп был недвусмысленный, с перерезанным горлом. Девушка схватила моего знакомого за руку – он успел подумать, что она теряет сознание – поднесла его запястье к глазам и вслух четко прочитала время на циферблате наручных часов.
– И вот тут, – сказал знакомый, – я как-то сразу очень многое о ней понял.
И что, говорю, было дальше? Она не пускала на тропу случайных прохожих, пока не приехала полиция?
– Наверное, – флегматично сказал знакомый. – Не знаю, я сознание потерял.
Я ее, честно говоря, сначала хотела оставить при себе и одного из героев использовать в книжке. Потому что это почти готовый персонаж, из тех, которых можно двумя штрихами охарактеризовать – и виден человек. Но поняла, что до книжки я не дотяну, потому что срочно надо поделиться ).
Знакомый рассказывал: они гуляли по парку вдвоём с нежной девушкой, с которой у них только-только завязывались отношения, и вышли на труп. Труп был недвусмысленный, с перерезанным горлом. Девушка схватила моего знакомого за руку – он успел подумать, что она теряет сознание – поднесла его запястье к глазам и вслух четко прочитала время на циферблате наручных часов.
– И вот тут, – сказал знакомый, – я как-то сразу очень многое о ней понял.
И что, говорю, было дальше? Она не пускала на тропу случайных прохожих, пока не приехала полиция?
– Наверное, – флегматично сказал знакомый. – Не знаю, я сознание потерял.
На фейсбуке у френдессы Наташи Балашовой прочла о существовании такого незамысловатого слова как "лигр". Собственно, оно попадалось мне и раньше: так называют гибрид льва и тигра. Но вот о чем я не знала, так это о том, что лигрица может спариться со львом и получится – та-дам! – лилигр.
Отчего-то этот лилигр смешит меня третий день.
(В комментах там добавили, что из обычного Михаила можно схожим образом получить няшного Мимихаила).
Отчего-то этот лилигр смешит меня третий день.
(В комментах там добавили, что из обычного Михаила можно схожим образом получить няшного Мимихаила).
Profile
eilin_o_connor- Эйлин О'Коннор
Syndicate
