Шла в наушниках по парку, слушала Guns N’ Roses, тихонько подпевала. С моей точки зрения, вела себя совершенно прилично. И только поймав диковатый взгляд прохожего, сообразила, что пытаюсь исполнить гитарное соло на натянутом собачьем поводке. Судя по глазам малютки Патрика, он вовсе не думал при этом "О, Слэш, ты величайший из гитаристов!", а просто истово желал, чтобы этого проклятого торчка уже прогнали со сцены.
* * *
Небо сегодня как будто с фабрики "Большевичка". Суконные тучи трутся и трутся одна о другую, грубые, шершавые, монотонные, как ненавистное сольфеджио в музыкалке. Ветер сырой и тяжёлый, пытается взлететь, как обожравшийся голубь, не может и от этого злится.
Утром по улице передо мной брела, старательно шаркая, девочка лет пяти в компании бабушки и рисовала пальцем на заснеженных стёклах машин буквы алфавита. Когда я её догнала, она была уже на "Д". Замедлив шаг, я наблюдала, как Мерседес украшают раскидистой "Ж". Закончив работу, девочка потопталась на месте и вдруг принялась выводить рядом нечто совсем уж странное.
Бабушка поинтересовалась, в чём причина задержки.
[ читать дальше]
– Плохая буква, - задумчиво объяснило дитя. - Надо менять.
Не совсем уверена в правильности своей интерпретации, но по-моему, изменения состояли в выращивании из "Ж" раскидистого дерева и расселении на нём маленьких птичек.
Некоторое время размышляла, что хорошо бы и мне уметь так же. Сам создал Ж, сам осознал, что наделал, сам исправил. И стало дерево и птицы, а может быть, даже облака. Если постараться.
* * *
Вечером дом весь в заплатках света. По двору с гусарским свистом несётся метель, прошивает воздух тысячами снежных стежков. Под фонарями кладёт их особенно густо, практически гладью.
– Зима пришла! - бодро замечает один мужик другому, подходя к подъезду. У второго руки оттянуты продуктовыми пакетами, а физиономия до того мокрая от снега, словно метель пыталась снять с него прижизненный слепок.
– Ага, – без всякого энтузиазма соглашается он.
– А чего грустный?
– Лифт не починили.
Первый, не задумываясь, хлопает его по плечу:
– Пора лезть на Стену, Джон Сноу! Крепись, бастард!
Я ловлю угрюмый взгляд второго и понимаю, что сейчас кто-то огребёт по башке молоком, картошкой и творожными сырками "Александров".
– Лёша, бля! – прочувствованно говорит Сноу. – Шёл бы ты со своей геральдикой!
"Генеалогией", – чуть было не ляпаю я, но метель даёт мне оплеуху, приводя в чувство.
Нет, думаю, это не моя война. И мчусь домой, оставив за спиной Стену, Джона Сноу и Белых Ходоков, облизывающихся издалека на сырок "Александров".
* * *
Вышла в шесть утра с пуделем. Привычно обошла двор. По пути к подъезду внезапно свернула, оказалась на детской площадке и села на качели. Пёс встревожился, закрутился под ногами, не понимая, что это я затеяла.
Взяла его на руки, и он тут же притих и свернулся у меня на коленях, основательно перепачкав грязными лапами пуховик. Сидела, раскачивалась на пустой площадке, в пустом дворе, в пустом городе, на пустой планете с маленьким верным псом на руках, под скрип качелей и беззвучные песни снежинок, летящих из прекрасного, совершенно пустого неба.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →