Что-то в этом есть от общения с богом, если тут уместно слово «общение». С тобой говорят, объясняют, успокаивают, а ты занят своими делами, мыслями, курчавым собачьим загривком и попытками вспомнить, в каком кармане проездной.
– Хорошего дня, – сказал мне на прощанье молодой человек, и только тогда я, наскоро отмотав плёнку воспоминаний, вдруг сложила из обрывков его фраз долгую историю на целых четыре остановки. И всё это, оказывается, было – мне.
Спохватившись, что я что-то упускаю, по пути домой держала глаза широко открытыми, а уши развернутыми по ветру. За что и была вознаграждена диалогом двух продавщиц, курящих на заднем крыльце продуктового.
– Я дверь открыла, а там всё засрано, – страстно сказала одна.
– А ты чего хотела? – с интонациями царя Соломона, умудрённого до такой степени, что аж самому тошно, отозвалась вторая.
Я замерла. Сейчас, думаю, скажет – счастья. И вот она вам, готовая жизнь в миниатюре: хочешь счастья, распахиваешь дверь, а там не совсем то, что ожидалось.
– Посрать я хотела! – с мрачным надрывом ответила первая.
До самого вечера, вспоминая этот диалог и крушение собственных пафосных надежд, начинала смеяться.
А между тем – к слову о надеждах – воздух уже тёплый, и свежий зелёный месяц висит в небе ивовым листом. Соседка перед подъездом закрывает зонт и что-то недовольно ворчит о плохой погоде. На этот раз я пропускаю её бормотание мимо ушей. Зонт похож на большой цветок, осторожно собирающий на ночь свои розовые лепестки в бутон, чтобы завтра снова распуститься.
Мы с псом огибаем дом, доходим до пустыря и оказываемся совсем одни. Теперь, когда все разговоры остались позади, можно прислушаться.
Шуршит отжившая трава.
Напряжённо звенят ветки, готовые вот-вот взорваться листвой.
Старый тополь скрюченными пальцами дёргает струны дождя. Аккорды летят вниз, разбиваются о крыши, стихают раньше, чем их услышат.
Если только не распахнуть форточку.
