Внутри этой стены становишься сух и рационален, а главное - невосприимчив. Это отлично работает, поверьте.
Если не брать в расчет внезапные детали. Неожиданные мелочи с разрушительной силой воздействия, непропорциональной их видимому значению.
Вот, например, дворняги в приюте. Я настраивалась. Я знала, что увижу. Когда я подходила к приюту, на километр вокруг трудно было найти человека циничнее меня - в этот ближайший час. Поэтому меня не трогали ни собачьи глаза, ни морды, прижатые к решетке, ни скулящие щенята, ни суетливая беготня маленькой белой дворняжки, явно бывшей домашней, увидевшей меня и заволновавшейся, точно ребенок, ждущий мать вечером в детском саду и пытающийся угадать ее силуэт в сумерках: за мной? за мной? неужели за мной?
Я знала, что все это будет, и меня ничто не могло пробить.
А потом я вышла за ворота, и там на грязной дороге валялась варежка с оборванной резинкой. Как в мультфильме, где девочка играет с придуманной собакой.
Плохо то, что эти мелочи всегда попадаются невовремя. Ты думаешь, что уже все выдержал, ты молодец, тебе на всех, в общем, наплевать, ты просто сделал свое дело и у тебя не дрожат ни руки, ни губы, и можно расслабиться.
А потом бац - и варежка.
Или семейная пара с таксой в ветеринарной клинике. Они сидели под соседней капельницей, мужчина - крепкий, основательный и немногословный, а женщина - мелкая вертлявая брюнетка, беспрестанно чирикавшая над тяжело дышавшей собакой и явно утомлявшая ее.
Была глубокая ночь, в процедурной никого не осталось, кроме нас, и волей-неволей я слышала все, что говорил им пришедший ветеринар. Два укола, говорил он, первый усыпляет, второй останавливает сердце, не будет мучиться, да, прямо сейчас, к сожалению, это лучший выход, в моем кабинете, жду.
Я сидела совершенно спокойная. Во-первых, стена - ну, вы помните. Во-вторых, у меня были свои заботы - например, придерживать иглу, чтобы не выпала из лапы Макара. У меня приболел кот, и я, конечно, знала, что он поправится, но сидеть ночью в ветеринарной клинике - мало удовольствия, если честно.
Мужчина молча встал, молча взял таксу на руки и пошел из процедурной за ветеринаром следом. Его хватило на пять шагов. А потом он будто сломался пополам.
И тогда у его вертлявой жены, которая прежде только и делала, что суетилась без толку, вместо позвоночника выросла железная спица. Или что-то другое несгибающееся. Не знаю, что эта женщина сделала с собой, но только она смогла взять свою больную собаку и выйти из процедурной, держа спину очень прямо, а ее муж с трудом потащился следом.
Меня это все по-прежнему очень мало трогало. На чужую таксу мне было наплевать, а за своего кота волноваться было нечего: рыжие мейн-куны, боящиеся хомяков жужу-петс, не умирают в четыре года.
Пока на соседнем столе я не увидела то, что забыли эти двое: старый истрепанный таксин ошейник, свернувшийся среди пустых упаковок из-под лекарств и размотанных бинтов.
В процедурной никого не осталось, и это было хорошо, потому что я смогла оплакать и чужую таксу, и своего кота, и белую дворняжку, умершую всего три недели спустя после того, как она попала в приют.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →