Специальных встреч с писателями было у меня две. Первая - с известным писателем Н. Он приехал на одно мероприятие, а мне поручили взять у него небольшое интервью.
Писателя Н. я очень любила. Его ироничная умная проза меня восхищала. Талант, помноженный на эрудицию, помноженный на остроумие, да прибавьте сюда еще богатую биографию и знание людей - и поймете, что мне очень, очень хотелось встретиться с писателем Н. Чтобы запомнить его, прекрасного, со всех сторон и потом внукам рассказывать.
Н. оказался маленьким желчным человеком с утрированно четкой дикцией и очень громким голосом. Он говорил, не переставая, он сыпал откровениями на все подворачивавшиеся темы: от табу на поедание коров в Индии до роли женщины в российском обществе. Если бы Жириновский умер, я бы решила, что это его реинкарнация. За десять минут разговора я устала от него так, как не уставала за месяц.
Вернувшись домой, я взяла том рассказов писателя Н., чтобы сгладить впечатление. И случилась ужасная вещь: за каждой фразой я теперь слышала его голос. Сколько я ни пыталась избавиться от наваждения, убеждая себя, что не нужно путать гусей с гусиной печенкой - все было бесполезно. И я принесла страшную клятву, что больше никогда, ни за что и нипочем. Ни с кем. Нафиг надо.
Но год назад на книжную выставку приехала М., любимая писательница моей мамы. Мама очень любит ее ироничную умную прозу. И матушка упросила меня поехать с ней вместе на «встречу с автором»: ей очень хотелось послушать М.
Писательница М. интересно и живо рассказывала, как она пишет, как встречается с читателями, как ей нравится ездить по разным странам. Потом выстроилась очередь за автографами, и мама тоже выстроилась. Не за автографом - ей хотелось лично выразить восхищение писательнице М.
И вот моя милая интеллигентная мама, радостно трепеща, подошла к М. и деликатно сказала, что, конечно, она понимает, что М. слышала это тысячу раз, но ей все равно хотелось бы лично сказать ей спасибо за ее творчество...
- Да-да-да, - кивнула М., равнодушно глядя на маму. - Давайте книжку, я подпишу.
Мама, растерявшись, положила на стол только что купленную книжку, и М. быстро и красиво что-то черкнула и шлепнула печать с экслибрисом. Я думала, она скажет «следующий». Но она не сказала.
Твою ж мать! - хотелось мне мягко обратиться к талантливой и остроумной писательнице М. - Ты, рассказывающая на всех встречах, как нравится тебе общаться с читателями. Ты, окучивающая десятки городов со своими спектаклями одного актера. Дотяни уже свой спектакль до конца, раз ты начала его. Не показывай этим людям, которые стояли полчаса, чтобы только сказать тебе слова благодарности, что тебе начхать и на них, и на их благодарность, и все они - только материал, из которого ты слепишь очередную прекрасную книгу. Будь профессионалом, черт тебя возьми, раз ты окрестила себя таковым.
Кстати, книжка оказалась хорошей. Правда, мама почему-то убрала ее подальше вместе с ценным экслибрисом. Не знаю, почему.
Так что, друзья мои, с тех пор я предпочитаю очаровываться издалека. А встретиться хотела бы с единственным писателем - с Джеральдом Дарреллом. Даже если бы он оказался пропойцей и скупцом, я б все равно поклялась ему в вечной любви и пошла за ним босиком по тропинке, усыпанной пометом носорога - в точности как Меррик за Бернсом.